Королева Бедлама - Роберт МакКаммон (2010)

По крайней мере лорд Корнбери казался большим человеком — под своим платьем, хотя об этом Мэтью предпочитал не задумываться. Но прямо сейчас, при своем почти миниатюрном сложении, главный констебль Лиллехорн будто заполнил кишки, легкие и все свои полости злобной желчью, отчего стал казаться в два раза больше. Однажды, еще живущим у воды беспризорником, до приюта, Мэтью поймал маленькую серую лягушку, и она у него в руке вдруг раздулась, стала вдвое больше, задергала мешками у горла и вытаращила огромные глаза, похожие на медные монеты. Сейчас Лиллехорн напомнил ему эту взбешенную жабу, которая быстро обдала ему ладонь мочой и прыгнула в Ист-ривер.

— Как это мило с вашей стороны, — заговорил обрамленный бородкой и усами пыхающий рот тихим голосом, процеживая слова через стиснутые зубы. — Как это очень, очень достойно с вашей стороны, магистрат Пауэрс.

Мэтью заметил, что хотя кинжальные взоры направлены на него, но обращается главный констебль к Пауэрсу, идущему от Мэтью справа.

— Вот так выставить меня дураком перед новым губернатором. Я знал, что вы хотите сместить меня с должности, Натэниел, но использовать в качестве орудия клерка… я считал вас джентльменом, Натэниел.

— Предложения Мэтью я услышал одновременно с вами, — ответил Пауэрс. — Они принадлежат ему самому.

— Ну да, конечно. Разумеется. Вы знаете, что мне говорила принцесса только сегодня утром? Она сказала: «Гарднер, я надеюсь, новый губернатор посмотрит на тебя благосклонно и передаст королеве, какую ты делаешь хорошую работу в этой неблагодарной ситуации». Вы бы видели ее лицо, когда она это говорила, Натэниел!

— Представляю себе, — был ответ.

Мэтью знал, что хотя настоящее имя социально ненасытной жены Лиллехорна было Мод, она любила, чтобы ее называли принцессой, потому что ее отца в Лондоне знали как «Герцога моллюсков» — у него была обжорка морских раковин на Восточной Дешевой улице.

— У нас с вами бывают расхождения по поводу того или иного дела, но такого я не ожидал. И спрятаться за спиной мальчишки!

— Сэр! — Мэтью решил постоять за себя, хотя львиная голова пыталась его опрокинуть. — Магистрат никакого отношения к этому не имеет. Я говорил от своего имени, откровенно и без всякой задней мысли.

— Откровенно? Сомневаюсь. Без всякой мысли? Это да. Не время было поднимать этот вопрос. Губернатор ко мне прислушивается, и я мог бы внедрить все эти изменения в нашу систему постепенно!

— Вряд ли мы можем ждать таких постепенных изменений, — возразил Мэтью. — Время и преступный элемент могут опередить нас, какую бы систему мы себе ни воображали.

— Ты бесстыжий глупец! — Лиллехорн чувствительно ткнул Мэтью набалдашником, но потом, решив не устраивать сцен на публике, убрал трость. — Я с тебя глаз не спущу, попробуй еще хоть раз забыть, кто ты такой, клерк!

— Вы упускаете из виду главное, Гарднер, — небрежно, без угрозы заметил магистрат. — Мы же ведь на одной стороне?

— Да? И что это за сторона?

— Сторона закона.

Не часто случалось такое, чтобы Лиллехорн мог не найти хлесткого ответа, но на сей раз он промолчал. Внезапно над плечом главного констебля появилась еще более мерзкая физиономия, и чья-то рука тронула его за плечо.

— Сегодня у «Слепого глаза»? — спросил Осли, делая вид, будто не замечает ни Мэтью, ни магистрата. — Монтгомери рвется отыграться в ломбер.

— Прихвачу кошелек побольше — под его и ваши денежки.

— Тогда до вечера. — Осли коснулся полей треуголки. — А вам всего хорошего, сэр, — кивнул он магистрату и устремился мимо Мэтью с потоком народа, оставив за собой след гвоздичного аромата.

— Так что помни свое место! — предупредил еще раз главный констебль не без жара в голосе, и Мэтью подумал, что выволочка будет продолжена, но Лиллехорн вдруг нацепил на лицо гнусную улыбочку, приветственно окликнул одного сахарозаводчика и двинулся прочь от Мэтью и Пауэрса к человеку с куда большим финансовым влиянием.