Королева Бедлама - Роберт МакКаммон (2010)

— Если через пять секунд ты еще будешь в этом помещении, — перебил его Пауэрс, — я сочту, что твой рот вполне в состоянии диктовать эти письма перу макфинеевского клерка. Ты идешь или остаешься?

— Иду.

— Тогда исчезни.

Дверь закрылась за спиной Мэтью.

По дороге он чуть опять не налетел на генерального прокурора Байнса, и пришлось приостановиться, пока этот джентльмен поднимался по лестнице. Потом Мэтью спустился и вышел на яркое предполуденное солнышко. То и дело поглядывая назад, он влился в поток горожан, обогнул подводу с сеном и направился к аптеке вверх по Смит-стрит.

Он не смог удержаться, чтобы не остановиться под полосатой красной вывеской аптекаря и не осмотреть еще раз место, где упал Деверик. Вчера он не нашел ничего, и сегодня тоже. А потому он вошел в аптеку, где за стойкой тянулись полки с эликсирами, мелом от изжоги, различными видами древесной коры от лихорадки, цинковой мазью, пиявками в банках, зубным порошком, растертыми цветами и травами, медицинским уксусом и прочими аптекарскими товарами, поговорил недолго с мистером Устерхаутом и вышел на улицу с завернутым в бумагу флаконом масляного экстракта тысячелистника, который надо прикладывать два раза в день. На пересечении Смит-стрит и Кинг-стрит Мэтью свернул вправо, из-за чего ему пришлось по дороге к мастерской печатника миновать царство Эбена Осли (которое при солнце вызывало у него не больше добрых чувств, чем при луне).

Когда он пришел, Мармадьюк Григсби как раз размечал статьи и располагал блоки шрифта в верстаках. Знаменитый печатный станок, расположившийся в центре самой освещенной солнцем комнаты, представлял собой громоздкое старое чудище, знавшее, быть может, еще руку самого Гуттенберга. Глядя на это приспособление, трудно было поверить, что именно из него выходят листы пергаментной бумаги с оттисками ламповой сажи и льняной олифы, извещающие граждан о происшедших и будущих событиях.

— Пришел помогать делать выпуск, надеюсь? — спросил Григсби. — Если все пойдет хорошо, завтра можем начать печатать.

— Я вот что принес. — Мэтью протянул конверт и подождал, пока Григсби его вскроет. Печатник внимательно прочел.

— Агентство «Герральд»? С запросами обращаться письменно в гостиницу «Док-хаус-инн»? И что это все значит?

— Для тебя — деньги. — Мэтью открыл кошелек и протянул одну из оставшихся серебряных монет. — Этого хватит за одноразовое объявление?

— Вполне! — Григсби осмотрел монету так тщательно, будто собирался сразу ее съесть. — Но все-таки, что оно означает? «Решение проблем»? Каких проблем?

— Ты его напечатай как есть, если ничего не имеешь против. Кому надо, те поймут.

— Ну ладно. А теперь сядь за стол, и я возьму еще чистой бумаги. Хочу услышать твой рассказ о том, как ты наткнулся на тело Деверика. — Григсби поднял руку раньше, чем Мэтью успел бы возразить. — Я знаю, что ты оказался на месте не первый, но из интервью с Филиппом Кови я вообще ничего не узнал. От тебя я хочу узнать твои впечатления от того момента, и еще — что сказал тебе Мак-Кеггерс насчет Маскера. Да давай уже садись!

Мэтью сел на стул с тростниковой спинкой, отлично помня и добрый совет Мак-Кеггерса хранить информацию при себе, и куда более настоятельный совет Байнса в Сити-холле на ту же тему. Он подождал, пока печатник обмакнет перо, и тогда сказал:

— Я вполне могу изложить свои впечатления от той минуты, но мне придется придержать сведения, которые сообщил мне коронер.

И тут у Григсби задергались мохнатые белые брови.

— О нет, Мэтью! Неужто и ты?

— Что «и я»?

— Неужто и ты против меня? Ты скрываешь информацию, которую хочет утаить от общественности Лиллехорн? Или же это магистрат Пауэрс придушил тебя ошейником?

Мэтью покачал головой:

— Ты меня достаточно хорошо знаешь. Мак-Кеггерс просто заметил, что не в интересах следствия было бы разглашать сейчас подробности о Маскере.