По ее следам - Т. Ричмонд (2016)

– Ну и ну! Недавно вернулся с боевых действий? – спросила твоя мама, увидев меня на пороге. Я сочинил что-то про несчастный случай с горным велосипедом, а потом все-таки рассказал про драку.

– Все мы в своей жизни совершаем поступки, которых потом стыдимся, – сказала она. – Тебе пришлось несладко из-за полицейских допросов, такая у них работа. Мы хотим узнать правду, душа моя.

«Душа моя». Обращение царапнуло слух: готов поспорить, она и тебя так называла, а вот я никогда не был близок со своей матерью.

– Алиса тебя любила, – сказала Лиз и неожиданно обняла меня. Я почувствовал, как ее волосы коснулись моей щеки, это касание – все, что осталось вместо тебя.

Тайны, Ал. Одни сплошные тайны.

– Вы ведь знаете, что мы с Алисой расстались. Не так гладко все было.

Я не мог промолчать. Все бы задумались, почему я решил утаить такое.

– Конечно, знаем. У нас крепкая семья. Дочка всегда нам все рассказывает. Рассказывала.

– Может, мне не стоит приходить на похороны? – Я смутно надеялся, что твоя мама уцепится за эту фразу.

– Нет-нет, мы хотим, чтобы ты был с нами. Во всяком случае, я хочу. Думаю, рано или поздно вы бы все равно помирились. Правда, Дэвид со мной не согласен.

Так странно снова оказаться в доме, где мы часто бывали вместе; помню, я страшно волновался перед первым приездом – и совершенно зря, у тебя замечательные родители, они напоили меня жутким светлым элем и убедили, что ни капли не обидятся, если я сбегу от них в оранжерею или закопаюсь в газеты. Дом, где мы присматривали за собакой и вдвоем принимали ванну; дом, в котором ты показала мне свой старый школьный блейзер, а я в шутку попросил, чтобы ты надела его, за что тут же был назван извращенцем; потом мы оказались на узкой односпальной кровати, прямо посреди дня, и ты старательно отвернула плюшевого зайца к стенке – жест в твоем стиле, – а после мы лежали и разглядывали небо через чердачное окно, облака, бегущие в синеве.

В доме было полно любивших тебя людей, твое имя было у всех на устах, звучало в каждом разговоре, в каждой комнате. На меня бросали удивленные взгляды. Твоя мама прошла со мной в сад; столько гостей, а она умудрилась выкроить время для самого недостойного. Рассказал, что ненавижу себя. «Не смей так говорить!» – отрезала она. Наверное, я бы смог стать другим человеком – хорошим человеком, если бы у меня были такие родители. В груди разлилась благодарность за то, что Лиз отнеслась ко мне без презрения. Потом я заглянул в гараж к твоему отцу: он стоял у верстака и обстругивал какую-то деревяшку.

– Спасибо, что пригласили.

– Благодари жену. Я бы вышвырнул тебя в окно. Вон туда. – Он посмотрел на потемневшее стекло в квадратной раме. – Не смог стерпеть, сперма в голову ударила?

Он вряд ли простит меня; неудивительно, я и сам себя никогда не прощу. А ведь он не знает и половины. Никто не знает.

Дэвид продолжал водить по доске рубанком. Стружка сыпалась ему под ноги.

– Двадцать пять. Разве это возраст? Ну, что молчишь, сволочь? – Он замахнулся на меня, и я подумал: «Ударь. Ударь, как тот здоровяк в пабе. Может статься, нам обоим слегка полегчает». Однако твой отец опустил кулак и заскулил, как раненый зверь: – Как ты мог так поступить с моей девочкой?