Двадцать лет спустя - Александр Дюма (2007)

– Я не знаю. Только все они называли англичанина милордом.

– А эта женщина была красива?

– Молода и красива. О, прямо красавица! Я словно сейчас вижу, как она молит о пощаде, стоя на коленях и подняв ко мне бледное лицо. Я никогда не мог понять потом, как я решился отрубить эту прекрасную голову.

Монах, казалось, испытывал странное волнение. Он дрожал всем телом. Видно было, что он хочет задать один вопрос и не решается.

Наконец, сделав страшное усилие над собой, он сказал:

– Как звали эту женщину?

– Не знаю. Как я вам сказал, она была два раза замужем, и, кажется, один раз в Англии, а второй – во Франции.

– И она была молода?

– Лет двадцати пяти.

– Хороша собой?

– Необычайно.

– Белокурая?

– Да.

– С пышными волосами, падавшими на плечи, не так ли?

– Да.

– Выразительный взор?

– Да, она могла, когда хотела, смотреть так.

– Необыкновенно приятный голос?

– Откуда вы это знаете?..

Палач приподнялся на локте и испуганными глазами поглядел на смертельно побледневшего монаха.

– И вы убили ее! – сказал монах. – Вы послужили оружием для этих низких трусов, которые не осмелились убить ее сами! Вы не сжалились над ее молодостью, ее красотой, ее слабостью! Вы убили эту женщину?

– Увы! – ответил палач. – Я говорил вам, отец мой, что в этой женщине под ангельской наружностью скрывался адский дух, и когда я увидел ее, когда я вспомнил все зло, которое она мне сделала…

– Вам! Что же такое она могла вам сделать?

– Она соблазнила и погубила моего брата, священника. Он бежал с нею из монастыря.

– Твой брат бежал с ней?

– Да. Мой брат был ее первым любовником. Она была виновна в смерти моего брата. Не глядите на меня так, отец мой. Неужели я так тяжко согрешил и вы не простите меня?

Монах с трудом справился со своим волнением.

– Да, да, – сказал он, – я прощу вас, если вы мне скажете всю правду.

– Все, все! – воскликнул палач.

– Тогда говорите. Если она соблазнила вашего брата… вы говорите, она соблазнила его… если она была виновна, да, вы так сказали, она была виновна в его смерти, тогда, – закончил монах, – вы должны знать ее девичье имя.

– О боже мой, боже мой, – стонал палач, – мне кажется, что я умираю! Дайте скорее отпущение, отец мой, отпущение!

– Скажи ее имя, – крикнул монах, – и я отпущу тебе твои грехи!

– Ее звали… господи, сжалься надо мной, – шептал палач, падая на подушку, бледный, в смертельном трепете.

– Ее имя, – повторял монах, наклоняясь над ним, словно желая силой вырвать у него это имя, если бы тот отказался назвать его, – ее имя, или ты не получишь отпущения!

Умирающий, казалось, собрал все свои силы. Глаза монаха сверкали.

– Анна де Бейль, – прошептал раненый.

– Анна де Бейль? – воскликнул монах, выпрямляясь и вздымая руки. – Ты сказал: Анна де Бейль, не так ли?

– Да, да, так, так ее звали… а теперь дайте мне отпущение, ибо я умираю.

– Мне дать тебе отпущение? – вскричал монах со смехом, от которого волосы на голове умирающего стали дыбом. – Мне дать тебе отпущение? Я не священник!

– Вы не священник! Так кто же вы? – вскричал палач.

– Я это сейчас скажу тебе, несчастный!

– О господи! Боже мой!

– Я Джон Френсис Винтер!

– Я вас не знаю, – сказал палач.

– Погоди, ты узнаешь меня. Я Джон Френсис Винтер, – повторил он, – и эта женщина была…

– Кто же?

– Моя мать!

Палач испустил тот первый, страшный, крик, который все слышали.

– О, простите меня, простите, – шептал он, – если не от имени божьего, то от своего; если не как священник, то как сын простите меня.

– Тебя простить! – воскликнул мнимый монах. – Бог, может быть, тебя простит, но я – никогда!

– Сжальтесь, – сказал палач, простирая к нему руки.