Двадцать лет спустя - Александр Дюма (2007)

Действительно, друзья прошли всю деревню, толкуя о разных пустяках; у последнего дома Арамис сказал:

– Ну, друг мой, идите своим путем. Счастье вам улыбается, не упускайте его. Помните, счастье – это куртизанка; обращайтесь с ним, как оно того заслуживает. Ну а я останусь в своем ничтожестве и при своей лени. Прощайте.

– Итак, значит, решено и подписано: мое предложение вам не подходит?

– Оно бы мне очень подошло, – сказал Арамис, – будь я человек как другие, но, повторяю вам, я весь состою из противоречий: то, что ненавижу сегодня, я обожаю завтра, et vice versa.[10] Вы видите, я не могу принять на себя обязательства, как, например, вы, у которого вполне определенные взгляды.

«Врешь, хитрец, – сказал себе д’Артаньян, – наоборот, ты-то умеешь выбрать цель и пробираться к ней тайком».

– Так до свидания, дорогой, – продолжал Арамис, – и спасибо вам за добрые намерения, а в особенности за приятные воспоминания, которые ваше появление пробудило во мне.

Они обнялись. Планше сидел уже на коне. Д’Артаньян также вскочил в седло, он и Арамис еще раз пожали друг другу руки. Всадники пришпорили лошадей и поскакали по направлению к Парижу.

Арамис стоял посреди дороги до тех пор, пока не потерял их из виду.

Но д’Артаньян, отъехав шагов двести, круто осадил лошадь, соскочил наземь, бросил поводья Планше и, вынув из кобуры пистолеты, засунул их себе за пояс.

– Что случилось? – спросил испуганный Планше.

– То, что как он ни хитрит, – ответил д’Артаньян, – а меня не одурачит. Стой здесь и жди меня, только в стороне от дороги.

С этими словами д’Артаньян перескочил канаву, шедшую вдоль дороги, и пустился через поле, в обход деревни. Он заметил между домом, где жила г-жа де Лонгвиль, и иезуитским монастырем пустырь, окруженный только живой изгородью.

Может быть, час назад ему и нелегко было бы отыскать эту изгородь, но теперь взошла луна, и хотя она время от времени скрывалась за облаками, все же можно было довольно ясно видеть дорогу, даже когда луна исчезала.

Д’Артаньян добрался до изгороди и пошел, крадучись, в ее тени. Проходя мимо дома, где произошла описанная нами сцена, он заметил, что окно Арамиса освещено; но он был уверен, что Арамис еще не вернулся к себе, а когда вернется, то вернется не один.

Действительно, он вскоре услышал приближающиеся шаги и как будто заглушенные голоса.

Шаги затихли у изгороди.

Д’Артаньян опустился на колени, выискивая себе место, где изгородь была гуще.

В эту минуту, к великому удивлению д’Артаньяна, появилось двое мужчин. Но его удивление длилось недолго; он услышал нежный, благозвучный голос. Один из мужчин был женщиной, переодетой в мужское платье.

– Успокойтесь, милый Рене, – говорил нежный голос, – это никогда больше не повторится. Я обнаружила нечто вроде подземного хода под улицей: нам стоит только поднять одну плиту возле двери, выход открыт.

– О, клянусь вам, принцесса, – ответил другой голос, в котором д’Артаньян узнал голос Арамиса, – если бы ваше доброе имя не зависело от этих предосторожностей и если бы я рисковал только собственной жизнью…

– Да, да, я знаю, вы человек светский и в то же время отважны и храбры. Но вы принадлежите не только мне, вы принадлежите всей нашей партии. Будьте же осторожны, будьте благоразумны.

– Я всегда повинуюсь, сударыня, – сказал Арамис, – когда мне приказывают таким приятным голосом.

Он нежно поцеловал ее руку.

– Ах! – воскликнул кавалер, обладавший приятным голосом.

– Что такое? – спросил Арамис.

– Разве вы не видите, ветер унес мою шляпу!