Виконт де Бражелон или Десять лет спустя - Александр Дюма (2007)

– Монсеньер, – возразил д'Артаньян, – поверьте, меня огорчают только ваши извинения.

– Так я не буду больше извиняться, попрошу вас только оказать мне любезность.

– Любезность? О, монсеньер!

Фуке снял с пальца брильянтовый перстень, стоимостью, по крайней мере, в тысячу пистолей.

– Сударь, – обратился он к д'Артаньяну, – этот брильянт был подарен мне другом детства, человеком, которому вы оказали огромную услугу.

Голос его заметно дрогнул.

– Услугу? – с удивлением произнес д'Артаньян. – Я оказал услугу одному из ваших друзей?

– Да, и вы не могли еще позабыть о ней, так как сделали это не далее как сегодня.

– Как же звали вашего друга?

– Д'Эмери.

– Но ведь это один из казненных!

– Да, одна из жертв… Итак, господин д'Артаньян, в память услуги, оказанной вами Д'Эмери, прошу принять от меня этот перстень. Сделайте это из чувства расположения ко мне.

– Но, монсеньер…

– Примите, примите его, прошу вас. Сегодня у меня день глубокой печали… Позже, быть может, вы все узнаете. Сегодня я потерял друга и стараюсь найти нового.

– Но, господин Фуке…

– Прощайте, господин д'Артаньян, или, лучше сказать, до свиданья! воскликнул Фуке, чувствуя, что его сердце разрывается от скорби.

С этими словами министр вышел из кабинета, оставив д'Артаньяна с двадцатью тысячами ливров и с перстнем в руке.

– Гм! – в мрачном раздумье произнес мушкетер. – Ничего не могу понять… Одно могу сказать: это благородный человек… Пойду-ка теперь к Кольберу… Может быть, он объяснит мне что-нибудь.

И он направился к выходу.

Глава 16.

КАКУЮ СУЩЕСТВЕННУЮ РАЗНИЦУ НАШЕЛ Д'АРТАНЬЯН МЕЖДУ МОНСЕНЬЕРОМ СУПЕРИНТЕНДАНТОМ И Г-НОМ ИНТЕНДАНТОМ

Кольбер жил на улице Нев-де-Пти-Шан, в доме, принадлежавшем Ботрю.

Крепкие ноги д'Артаньяна донесли его туда в какие-нибудь четверть часа.

Когда д'Артаньян пришел к новому фавориту, весь двор его дома был полон стрелков и полицейских, собравшихся, чтобы принести ему свои поздравления или извинения, смотря по тому, будет ли он их хвалить или бранить.

Льстивость у подобных людей – такой же инстинкт, как чутье у животных. Они отлично понимали, что доставят удовольствие Кольберу, рассказав, какую роль играло его имя в недавних уличных беспорядках.

Д'Артаньян попал как раз в тот момент, когда начальник конвоя докладывал Кольберу. Не замеченный последним, мушкетер стал позади стрелков, у самых дверей.

Несмотря на нежелание Кольбера, мрачно хмурившего свои густые брови, офицер отвел его в сторону, говоря:

– Если вы задумали, сударь, чтобы народ сам совершил суд над изменниками, вам следовало предупредить нас. При всем нашем стремлении угодить вам и не действовать наперекор вашим планам, мы должны были исполнить отданный приказ.

– Трижды дурак! – вскричал Кольбер в бешенстве, встряхивая своими густыми, как грива, черными волосами. – Что за вздор вы мелете! По-вашему, я хотел устроить бунт? Да вы пьяны или с ума сошли?

– Но, сударь, ведь они кричали: «Да здравствует Кольбер! – возразил начальник конвоя в сильном смущении.

– Какая-нибудь горсточка бунтарей…

– Нет, сударь, вся площадь.

– Неужели народ в самом деле кричал: «Да здравствует Кольбер!»? спросил интендант, просветлев. – Уверены ли вы в том, что говорите?

– Крики были такие, что глухой услышал бы.

– И это действительно кричал народ, самый настоящий народ?

– Конечно, сударь, этот-то настоящий народ и поколотил нас.

– Очень хорошо, – произнес Кольбер, всецело занятый своими мыслями. Так вы полагаете, что сжечь осужденных было желанием народа?

– О да, конечно.

– Это дело другое… Вы дали хороший отпор?..

– Мы потеряли трех человек.

– Но, надеюсь, вы никого не убили?

– На месте осталось несколько убитых бунтарей, и между ними один человек не простой…

– Кто это?