Виконт де Бражелон или Десять лет спустя - Александр Дюма (2007)

Наконец в ту минуту, когда его величество, тяжело дыша, заканчивал банку с вареньем из слив, вошел г-н де Сент-Эньян. Глаза короля, уже сильно потускневшие, тотчас заблестели. Граф направился к столу короля, и, когда он подошел, Людовик XIV встал. Вслед за королем поднялись все, даже Портос, который в эту минуту доедал кусок нуги, способной склеить челюсти крокодила. Ужин кончился.

Глава 22.

ПОСЛЕ УЖИНА

Король взял де Сент-Эньяна под руку и прошел с ним в соседнюю комнату.

– Как вы запоздали, граф! – сказал король.

– Я ждал ответа, государь.

– Неужели она так долго отвечала на то, что я ей писал?

– Государь, ваше величество соблаговолили сочинить стихи; мадемуазель де Лавальер пожелала отплатить королю тою же монетой, то есть золотой.

– Она ответила стихами, де Сент-Эньян? – вскричал король. – Дай их сюда.

И Людовик сломал печать маленького письма, где действительно оказались стихи, которые история сохранила нам; они лучше по замыслу, чем по исполнению.

Они, однако, привели в восхищение короля, и он бурно выразил свой восторг. Но общее молчание, воцарившееся в зале, несколько смутило Людовика, столь чувствительного к требованиям этикета. Он подумал, что его радость может дать повод к нежелательным толкам.

Людовик спрятал письмо в карман; затем, повернувшись в сторону гостей, обратился к Портосу:

– Господин дю Валлон, ваше присутствие доставило мне большое удовольствие, и я буду очень рад видеть вас вновь.

Портос поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.

– Господин д'Артаньян, – продолжал король, – вы подождете моих приказаний в галерее; я вам очень признателен за то, что вы познакомили меня с господином дю Баллоном. Господа, завтра я возвращаюсь в Париж по случаю отъезда испанского и голландского послов. Итак, до завтра.

Зала тотчас же опустела.

Король взял де Сент-Эньяна под руку и велел ему еще раз перечитать стихи де Лавальер.

– Как ты их находишь? – спросил он.

– Государь… стихи очаровательны!

– Да, они чаруют меня, и если бы они стали известны…

– То им позавидовали бы поэты; но они их не узнают.

– Вы передали ей мои стихи?

– О, государь, как она их читала!

– Боюсь, что они слабы.

– Мадемуазель де Лавальер о них другого мнения.

– Вы думаете, что они пришлись ей по вкусу?

– Я уверен, государь…

– В таком случае мне нужно ответить.

– Государь… сейчас… после ужина… это утомит ваше величество.

– Пожалуй, вы правы… заниматься после еды вредно.

– Особенно писать стихи; кроме того, в настоящую минуту мадемуазель де Лавальер очень огорчена.

– Чем же?

– Ах, государь, как все наши дамы!

– Что случилось?

– Несчастье с беднягой де Гишем.

– Боже мой, с де Гишем?

– Да, государь, у него разбита кисть, прострелена грудь, он умирает.

– Умирает? Кто вам сказал это?

– Маникан только что отправил его к доктору в Фонтенбло, и слух об этом дошел сюда.

– Бедный де Гиш! Как же это произошло?

– Как это с ним случилось, государь?

– Вы сообщаете мне все очень странным тоном, де Сент-Эньян. Расскажите подробности… что он говорит?

– Он ничего не говорит, государь. Говорят другие.

– Кто именно?

– Те, кто его отнес к доктору, государь.

– Кто же это?

– Не знаю, государь; об этом надо спросить господина де Маникана, господин де. Маникан его друг.

– У него много друзей, – сказал король.

– О нет, – возразил де Сент-Эньян, – вы ошибаетесь, государь. У господина де Гиша немало врагов.

– Откуда вы это знаете?

– Королю угодно, чтобы я объяснил?

– Конечно.

– Государь, я слышал о ссоре между двумя придворными.

– Когда?

– Сегодня вечером, перед ужином вашего величества.