Виконт де Бражелон или Десять лет спустя - Александр Дюма (2007)

Королева не докончила фразы. Она бросила взгляд на портрет бледного, без кровинки в лице, Людовика XIII, изображенного во весь рост, и ей почудилось, будто в тусклых глазах ее супруга снова появляется блеск и его нарисованные на холсте ноздри начинают раздуваться от гнева. Он не говорил, он грозил. После слов королевы надолго воцарилось молчание. Молена принялась рыться в корзине с кружевами и лентами. Г-жа де Мотвиль, пораженная этой молнией взаимопонимания, одновременно мелькнувшей в глазах королевы и ее давней наперсницы, опустила взор и, стараясь не видеть, вся обратилась в слух. Она услышала лишь многозначительное «гм», которое пробормотала дуэнья, эта воплощенная осторожность. Она уловила вздох, вырвавшийся из груди королевы. Г-жа де Мотвиль тотчас же подняла голову и спросила:

– Вы страдаете, ваше величество?

– Нет, Мотвиль; но почему тебе пришло в голову обратиться ко мне с этим вопросом?

– Ваше величество застонали.

– Ты, пожалуй, права; мне немножко не по себе.

– Господин Вало тут поблизости; он, кажется, у принцессы: у нее расстроены нервы.

– И это болезнь! Господин Вало напрасно посещает принцессу; ее исцелил бы совсем, совсем иной врач.

Госпожа де Мотвиль еще раз удивленно взглянула на королеву.

– Иной врач? – переспросила она. – Но кто же?

– Труд, Мотвиль, труд… Ах, уж если кто и впрямь болен, так это моя бедная дочь – королева.

– И вы также, ваше величество.

– Сегодня мне немного легче.

– Не доверяйтесь своему самочувствию, ваше величество.

И, словно в подтверждение этих слов г-жи де Мотвиль, острая боль ужалила королеву в самое сердце: она побледнела и откинулась в кресле, теряя сознание.

– Мои капли! – воскликнула она.

– Сейчас, сейчас! – сказала Молена и, нисколько не ускоряя движений, подошла к шкафчику из черепахи золотисто-желтого цвета, вынула из него большой хрустальный флакон и, открыв его, подала королеве.

Королева поднесла его к носу, несколько раз жадно понюхала и прошептала:

– Вот так и убьет меня господь бог. Да будет его святая воля!

– От боли не умирают, – возразила Мочена, ставя флакон на прежнее место.

– Вашему величеству лучше? – спросила г-жа де Мотвиль.

– Да, теперь лучше.

И королева приложила палец к губам, чтобы ее любимица не проговорилась о только что виденном.

– Странно, – сказала после некоторого молчания г-жа де Мотвиль.

– Что же странно? – произнесла королева.

– Помнит ли ваше величество день, когда эта боль впервые появилась у вас?

– Я помню лишь то, что это был грустный день, Мотвиль.

– Этот день не всегда был для вашего величества грустным.

– Почему?

– Потому что двадцать три года назад, и притом в тот же час, родился царствующий ныне король, прославленный сын вашего величества.

Королева вскрикнула, закрыла лицо руками и на несколько секунд погрузилась в раздумье. Было ли то воспоминание, дли размышление, или еще один приступ боли?

Молена кинула на г-жу де Мотвиль почти что свирепый взгляд, до того он был похож на упрек. И достойная женщина, ничего не доняв, собралась было для успокоения своей совести обратиться к ней за разъяснениями, как вдруг Анна Австрийская, внезапно поднявшись с кресла, сказала:

– Пятое сентября! Да, эта боль появилась пятого сентября. Великая радость в один день, великая печаль – в другой. Великая печаль, – добавила она совсем тихо, – искупление за великую радость.

И с этого момента Анна Австрийская, как бы исчерпав всю свою память и разум, снова замолчала, глаза у нее потухли, мысли рассеялись и руки повисли.

– Нужно ложиться в постель, – сказала Молена.

– Сейчас, Молена.

– Оставим ее величество, – упорствовала испанка.