Его Снежинка, пятая справа - Маргарита Ардо (2020)

— Наконец-то! Ты в порядке, Женя? — пристальный взгляд вглубь, прямо за зрачки.

— Да, — оробела я.

— С возвращением, блудная дочь. Будем разбираться? — вкрадчиво, с неподдающейся расшифровке улыбкой сказал Дорохов.

Я кивнула, чувствуя мурашки по коже. А Дорохов провозгласил:

— Расходимся, человеку надо прийти в себя! — и обратился к директору: — К вам или ко мне, Олег Сергеевич?

— Давайте к вам, — согласился директор.

Дорохов так и не выпустил моей руки и потянул меня за собой, крикнув в массу артистов:

— И пусть нам принесут кофе! Три! В мой кабинет!

У меня пересохло в горле. Римма Евгеньевна и несколько девчонок перестали радоваться.

Мда, это было что-то новенькое.

⁂

Кофе стремился сбежать из чашек с лёгким парком над пенкой капуччино. Моя куртка висела на вешалке рядом с пальто Дорохова, и в этом было что-то неприличное. Вкрадчивое смущение, мурашками на цыпочках то и дело захватывало меня в свои лапы, и потому хотелось сделать две вещи: отвесить куртку хотя бы на стул и поджать под себя ноги, на которые то и дело бросал взгляд Дорохов. А я была до сих пор в чунях на пуанты! И то, и другое было невозможно, так что прелюбодеяние куртки и пальто продолжалось. Господи, о чём я думаю?! Или это всё стресс и ажиотаж?

Наш директор, Олег Сергеевич, человек деловой, но до мозга костей интеллигентный, несмотря на свой мягковатый южнорусский выговор, не сочетающийся с тропическим загаром, светлым костюмом и явно подкрашенными волосами, делал вид, что ничего не происходит. Он помялся, сел в кресло напротив офисного дивана, оккупированного мной, и спросил, наконец:

— Евгения… Силовые структуры доложили нам о похищении, и средства массовой информации тоже, так сказать, поставили в курс дела. Общественность обеспокоена. Поэтому не волнуйтесь, пропущенные вами дни не будут засчитаны как прогулы. Больничный… вас устроит?

Я моргнула.

— Наверное. Я не знаю, как оправдывать похищение…

— Я тоже не знаю. И отдел кадров, ибо это беспрецедентно. Но это не главное, Евгения, — вздохнул Олег Сергеевич и поправил полу пиджака. — Скажите, Бога ради, вас не… обижали? Возможно, нужен врач? Психолог? Скорая помощь? Валерьянка? Право слово, я не силён в этих делах, но театр окажет вам любую посильную помощь!

— Спасибо… Не надо… Меня не обижали, — поторопилась ответить я, чувствуя, как горячеют от прилива крови щёки и подбородок. — Меня совсем и не тронули, только немного придушили до бессознательного состояния. Это было ужасно, но теперь я в порядке.

— Душили?! — воскликнул Олег Сергеевич, а Дорохов выругался совсем не по-балетному.

— Не долго, — кивнула я. — Я ничего не помню, мгновенно потеряла сознание…

— Это и к лучшему, право слово, наверняка к лучшему, — осторожно похлопал меня по плечу директор, заёрзал на чёрном кожаном кресле и спросил: — Если нужен отпуск, театр готов…

— В разгар сезона? — подал голос Дорохов.

И я сразу же выпалила не своим, а каким-то дурным, писклявым голосом:

— Нет, не нужен отпуск. Я хочу работать! Я работала! Все эти дни, чтобы не потерять форму! Класс, репетиции! Посмотрите, как вытерлись пуанты!

У Дорохова взлетели изумленно брови на лоб, а Олег Сергеевич нервно заморгал.

— Что ж, похвально, Евгения, похвально. В условиях агрессии и насилия, это пожалуй, даже героически — такая преданность делу! Так что если потребуется, театр готов… — Он встал, словно ему было неловко от моего присутствия, впрочем, мне и самой было не комфортно, и я старалась не думать, что именно директор имел в виду под фразой «не обижали», хотя думалось и весьма отвратительно.

Боже, сколько ещё раз мне придётся услышать этот вопрос? Серёжа сказал «много». Холодок снова пробежал по моей спине. Директор застегнул пиджак и повёл шеей, будто та затекла.