Я выбираю... - Алиса Евстигнеева (2021)

— Слушай, Григорий Яковлевич, а давай выпьем с тобой?

В этот момент раздался очередной выстрел, и такой громкий, что у меня уши заложило. Чёрт.

— Не надо меня жалеть! — завопил Гринберг. Да так пронзительно, что я успел обрадоваться, что после выстрела слышу всё как через вату. — Слышишь?! Не надо меня жалеть! Я — Гринберг! А Гринбергов не бросают…

Пффффффф. Приплыли.

— Так я не ради тебя предлагаю. Мне самому выпить надо.

За дверью послышались какие-то неясные шаги. И я поспешил пояснить.

— Спасай, Григорий Яковлевич, спасай. Женщина меня любимая бросила. Тошно, аж сил нет. А выпить не с кем.

Между нами повисла тишина. Я прикидывал, что ещё сделать или сказать. Можно, конечно, подождать пока старик не вырубится сам. Но где гарантия, что он там в порыве отчаянья не причинит себе вред?!

Тут дверь кабинета резко открылся, я даже присел инстинктивно.

На пороге стоял старый ювелир, сжимая в одной руке ружье, которое и вправду было усыпано какими-то камешками. Ружью в моей радости было опущено вниз.

Он хоть и был пьян, но на ногах стоял ровно. И с каким-то неподдельным любопытством смотрел на меня:

— Неужели Дарья от тебя ушла?

— Хуже, гораздо хуже…

От Григория Яковлевича я вышел через несколько часов.

Старику хватило пары бокалов коньяка, чтобы забыться пьяным сном прямо за столом. Я ещё какое-то время посидел напротив него, гоняя янтарную жидкость по стенкам бокала и размышляя над тем, что, должно быть, у любовной тоски нет срока годности. Можно одинаково сходить с ума от чувств и в тридцать два, и в семьдесят четыре.



А потом отставил свой коньяк, и, перекинув Гринберга через плечо, отнёс его в хозяйскую спальню. Дождался, когда приедет новая смена охраны, раздал всем пистонов, велел заменить дверь в кабинете и спрятать подальше ружьё с патронами.

На последок поймал старшего смены:

— Как только старик в себя придёт, оклемается и всё такое, проведёте с ним ревизию, и если чего не досчитаетесь, звони мне. Будем Лильку из-под земли доставать. Понял?

— Будет сделано, Иван Алексеевич, — вытянулся по струнке мой сотрудник, видимо осознавая, как сегодня облажался.

Наконец-то поехал обратно в город. По дороге поймал себя на мысли о том, что мечтаю, чтобы Лиличка всё-таки что-нибудь упёрла. Гринберг как самый настоящий Кощей был готов удавиться за своё «злато». Может быть, это помогло бы ему придти в себя и обрести трезвость мышления по поводу своей благоверной?

Где бы мне найти такой отрезвитель? Что такого Лиза должна сделать такого, чтобы я окончательно разочаровался в ней?

Вопросы, одни вопросы.

И чтобы хоть как-то перестать терзать себя, я с головой погрузился в работу. Уехал в офис и выполз оттуда только за полночь.

Следующие два дня занимался тем же самым, только в разных вариациях. Решал какие-то текучие вопросы, встречался с клиентами, готовился к приезду крупного инвестора из Москвы. Глеб собирался строить в области огромный гостинично-развлекательный комплекс, где на меня ложилась ответственность за охрану и безопасность. Это было одно из основных требований наших партнёров, поэтому мне было чем заняться.

За день до заключения сделки прилетала Даша. Чем ближе приближалось время нашей с ней встречи, тем больше я начинал тяготиться этим. Я предавал её, и за это было стыдно. Но и от моего стыда не было никакого толку, он лишь унижал нас обоих. Как оправдательный лепет из глубоко забытого детства: «Прости, я не хотел. Я честно пытался тебя полюбить». Ещё и вслух это не произнёс, а уже становилось противно от самого себя.

До прилёта жены оставались считанные часы, а я метался по своему кабинету, пытаясь решить, что мне делать. С Лизой или без неё, мне необходимо было что-то решить с Дашей. Потому что всё происходящее было как минимум нечестно по отношению к ней.

Ну и сволочь же ты, Чемезов, ну и сволочь.