Я смотрел на женщину, сверлящую меня ненавидящим взглядом. Не верилось, что она была мне женой. За несколько дней в следственном изоляторе с нее сошел весь лоск. Передо мной сидела немолодая женщина. Бледное лицо, синяки под глазами от недосыпа, ввалившиеся щеки, потускневшие волосы, собранные в небрежный пучок, испорченный маникюр. Она нервно курила одну за другой сигарету, с неприязнью поглядывая на меня.

— Зачем ты это сделала? Что у тебя к Пименовой? Только не говори, что ревновала. Она устроилась ко мне, когда мы почти развелись.

— Она устроилась, а ты увидел ее и влюбился. С первого взгляда, — она хрипло рассмеялась. — Столько лет посылал всех подальше, а тут вдруг… Не делай из меня дуру. Специально перетащил свою любовницу под крылышко. Рога мне наставлял. Вот почему никогда не было времени на нас с Вадькой.

Обожгла меня взглядом полным ненависти. Неловко стряхнула пепел трясущимися пальцами и сломала тлеющую сигарету. Тихо выругалась и достала из пачки еще одну. Долго чиркала колесиком зажигалки, пока я помог ей, поднеся дрожащий огонек к ее лицу, прикурила новую.

— Мы не любовники и не были, — зачем-то сказал ей, зная, что она все равно не поверит. Бывшая судила всех по себе. — Как у тебя ума хватило надоумить Ахатову пытаться сжечь Дашу заживо?

Юлю задержали, предъявили обвинение в преступном сговоре с Изабеллой Ахатовой с целью похитить и убить Пименову Дарью. А так же в попытке выдать себя за Пименову в деле продажи новорожденного Заварзина Артура. Мог ли я помочь ей? Мог, но не хотел. Пришел и попросил свидание, чтобы услышать все от нее самой.

— Я ничего такого не делала. Белла сама большая затейница, — криво улыбнулась Юля, глядя на меня с вызовом.

Она точно ни о чем не жалела, и случись снова, поступила бы также.

Я понял, что мне она ничего не скажет. Но следователи ее разговорят. И она сознается даже в том, чего не совершала. Это был ее выбор. Я поступил с ней по-человечески, она с Дашей… Даже мне об этом думать страшно.

— Что у тебя с Львом Марковичем?

— Петя проболтался? — она выдохнула сизую струйку дыма. — Ревнует к Левушке. У меня с ним тоже, что и с Петром Борисовичем. Как ты перестал на меня обращать внимание, что мне еще оставалось? Только спать с твоими замами.

Она растянула тонкие губы в улыбке, нагловато прищурившись. Своими Петя и Левушка надеясь разбудить во мне ревность. Я же вспомнив диагноз Борисыча брезгливо поморщился. Порадовался, что наши отношения с Юлей давно в прошлом. И посочувствовал ей.

— У него ВИЧ. Ты доигралась, — равнодушно сообщил ей, поднимаясь с места. — В тюрьме тебя лечить не будут. Так что прощай, Юля, и не ищи встречи с сыном.

— Нужен он мне! Пусть его папашка теперь воспитывает! Можешь ему отдать, — Юля побледнела, глаза метались в панике, она тяжело дышала. Пережив первый приступ паники, подняла на меня испуганный взгляд. — Ты же не в серьез про ВИЧ? Борисыч не мог, он же семейный… правильный….

Она не договорила, что хотела сказать. Голос сорвался, перейдя на громкий шепот. Юлю накрывало новым приступом паники. Она прекрасно знала, что я такими вещами как здоровье и жизнь не шучу.

— Что ты сказала про Вадима? — я стиснул пальцы в кулаки так, что побелели костяшки. — Что значит его папаша?

Зря я пришел. Ничего нового не узнал. Зато набрался грязи, от которой не скоро отмоюсь. Сколько же мерзости в ней накопилось. И с чего бы? Жила как у Христа за пазухой. Ни в чем отказа не знала и жила, как хотела. Всего-то и нужно было приглядывать за Вадимом.

— Что слышал, — зло огрызнулась бывшая. — Его отец не ты… а твой гулящий брат. Твой Роман его папаша беспутный.