Время «Ч» - Инна Тронина (2020)

– Не надо так относиться к себе, Арина! – запротестовал Саша. – Абсолютный слух – это не гениальность. Он бывает у самых заурядных, неграмотных, тёмных людей. Любой армейский запевала, деревенский гармонист, церковный певчий обладает абсолютным слухом. И притом он может быть не способным даже написать своё имя, не говоря уже о чём-то более сложном. Я имею в виду прежние времена. Сейчас, конечно, всех научили грамоте, но всё равно посредственность остаётся посредственностью. Все люди разные, и каждому дан свой талант. Точно так же нельзя уравнивать интеллектуальные и математические способности. Есть такие уникумы, которые перемножают в уме трёхзначные числа, а сами ровным счётом ничего собой не представляют. Так считает мой папа, а ему можно верить. Нужно обращать внимание на способность именно к творческой деятельности. Если человек поёт чужие песни, пусть даже идеально правильно, он не будет мне интересен. А вот если он попытается создать что-то своё, тогда – другое дело…

– Саша! – Арина, внимательно его выслушав, стала рассматривать свои руки. – Мне в музыкальной школе сказали ещё, что у меня якобы не то строение кисти. Я не смогу брать октаву, и всё такое прочее… Интересно, а какие должны быть пальцы, чтобы выходило качественно? Вот бы посмотреть!

– А вот такие. – Минц, усевшись за рояль, взял несколько аккордов. Пальцы его раздвинулись, будто на шарнирах, и Арина ойкнула.

– Ничего себе! Конечно, где уж мне… Неужели вы родились с такими перепонками на руках?

– Конечно, не родился! Поначалу приходилось вставлять между пальцами пенициллиновые бутылочки и так спать. Потом уже привык.

– Я на такой подвиг не способна. Хорошо, что меня оттуда выперли! – И Арина, облегчённо вздохнув, закрыла рояль.

В комнату ворвался Андрей и скомандовал:

– Бригада, на выезд! Хватит лясы точить…

– И как Влад? – поинтересовался Минц.

– Состояние средней тяжести, температура тридцать семь и шесть. Говорят, что операция прошла успешно, но пока к нему никого не пускают. Только бы Майе это доходчиво объяснить, а то она сразу же поедет в клинику. Всё, едем на Литейный! А уже потом я узнаю, какова обстановка на Шоссе Революции…

* * *

Щадя раненого друга, Озирский вызвал лифт, и они спустились в кабине. Около дверей Сбербанка уже с утра пораньше сгрудилась очередь. Собирались люди прежде всего для того, чтобы обсудить в компании ночные события в Москве и в Ленинграде. Каждый старался вывалить собственные новости, не слушая других. Несколько старух причитали, вытирая лица головными платками.

Когда вышли на пасмурную улицу, Андрей быстро надел очки и стал отпирать свою вишнёвую «пятёрку». Минца усадили назад, Арина устроилась рядом с Андреем, и тоже надела очки, хотя солнца не было.

Озирский между делом припоминал, где здесь может быть телефонная будка, в которой аппарат не успели разобрать на запчасти. Наконец, такая отыскалась – около жёлтой облупившейся стены дома, исписанной русскими и английскими ругательствами.

Арина то и дело оглядывалась на Сашу:

– Вам очень плохо? Голова болит?

– Да, болит, – признался Саша, но не захотел выглядеть перед дамой хлюпиком. – Немножко.

– Немножко? – Она прищурила глаза под очками. – У меня анальгин есть с собой, страшный дефицит. Надо было вам дома его выпить, а то здесь воды нет.

– На Литейный приедем, там и выпью. – Минц не стал отказываться. В плечо и в левую половину головы будто бы вворачивались два сверла. Снова забарабанило в голове – температура поползла вверх.

Вернулся Андрей, уселся за руль и сообщил:

– Никаких постов на Пороховых сейчас нет. Сам я проверить это не могу, и приходится доверяться агентуре. Если нигде не застрянем, скоро будем там.