Прощённые долги - Инна Тронина (2016)

– Прошу вас. – Филипп передал гостю стаканчик. – Если хотите, берите ещё сигареты. Меры, безусловно, надо принимать. Действительно, то, о чём вы рассказали, похоже на искусно расставленный капкан. И ведь, мать твою, не выкрутишься! Пока здесь задействованы сопляки-наркоманы и низкопробный уголовник, я не могу однозначно утверждать, что это – дело рук Уссера. Но во всех случаях охрану нужно организовать – слишком многим Андрей перешёл дорогу. Я удивляюсь, что ему до сих пор удавалось пресекать попытки покушений на свою жизнь. Даже, тогда, в Ручьях, когда работал мастер спорта по пулевой стрельбе. Казалось бы, наверняка должен был кончить дело, а вот, видите ли, не судьба. Так вот, чтобы помешать нынешним недоброжелателям, следует точно узнать, кто они. Кроме того, надо плотно контролировать все поездки Андрея по делам, связанным с пропажей профессорского сыночка. А раньше всего надо бы попытаться выяснить, действительно ли в руках какой-то группировки находится Антон Аверин.

– Согласен с вами, – подтвердил Грачёв. – Захар Сысоевич говорил, что вы очень хорошо, с величайшим уважением относитесь к Андрею, и потому согласитесь помочь.

– Я даже не знаю того слова, которое в полной мере выразило бы моё отношение к Андрею. Действительно, порой мне хочется прикоснуться к нему, как к божеству, чтобы получить хоть частичку его добродетелей. Ради того, чтобы с головы Озирского не упал ни один волосок, я готов пролить реки крови Вам Горбовский рассказывал о моём прошлом? Да? И оно вас не испугало? Отлично. Значит, вы не станете прятать голову в песок и заявлять, что ничего не знали и не ведали.

Филипп встал с вертящегося кресла, проверил, нет ли в комнатах сотрудниц, потом осмотрел коридор и вернулся за стол.

– Я не выдержал испытания унижением, не смог возлюбить своих врагов. Так устроена моя натура, и другим я уже не буду. С самой ранней юности я всех ненавидел. Людей вообще, и конкретных – в частности. Практически я могу уничтожить любого, если это мне потребуется. Заставить кого-нибудь замолчать – моя работа, обыкновенная скучная служба. И вы, Всеволод, как я вижу, того же поля ягода. Вы ведь уже мочили? Скольких?

– Да, двоих. – Всеволоду почему-то захотелось заплакать, но он не мог. – Тогда, в Шувалово, я застрелил убийц своего брата.

– Вам понравилось? Только честно. – Филипп весело смотрел на него.

– Да. Да, чёрт побери! – Всеволод глотнул кофе, и в висках сразу застучало. – И многие меня уже поблагодарили за это. Два таких изверга достаточно насолили окружающим.

– Вот видите? Слаще мести нет ничего в жизни. Чрезвычайно приятно платить по счетам – по любым. Сначала «мочишь» в ярости, в ослеплении, а потом это становится привычным делом. Более действенного способа разрешать проблемы ещё не придумали.

Грачёв тихо поразился проницательности сидящего напротив преступника и кивнул.

– Я согласен с вами, но о таком не положено говорить вслух.

– Обычное ханжество, – махнул сигаретой Филипп. Он улыбался, но глаза его были ледяными. Теперь Всеволод видел, что они светло-голубые, почти белые. – Говорить нельзя, а делать можно. Я всё хочу вас спросить… Слышал, что полковник Грачёв был наполовину черкесом. А кто ваша мать?

– Она украинка, из запорожцев. Её предки гуляли вместе с Тарасом Бульбой. По крайней мере, так считают в их семье. Бабушка по отцу, действительно, черкешенка. Она сбежала от своих родственников с красным казаком Иваном Грачёвым. Всего у них было десять детей. До совершеннолетия дожили трое, включая отца. Старший его брат, Иван, погиб при освобождении Крыма. Сестра Настя – в Венгрии, в сорок пятом…

– Невероятно! Вот так семья! Адская смесь кровей. Отсюда и экзотическая внешность, и огонь в глазах…

Глаза самого Готтхильфа были похожи на скованное морозом пустынное поле, где можно потеряться навсегда и умереть, так и не увидев человеческого лица.