Анабиоз - Илья Бушмин (2015)

Может быть, он предчувствовал, что скоро ему конец? И понял что-то такое, что пытался донести до меня, точно зная, что у него ничего не выйдет? Потому что ни одну простейшую мысль нельзя донести ни до кого, пока он не будет готов ее принять. Суровая правда. Мысль о ценности и хрупкости жизни – несмотря на ее очевидность для каждого – нельзя вбить в голову никому, пока он сам не столкнется с чем-то неизбежным и роковым. С чем-то, после чего будет уже поздно.

Чувствуя, как к горлу подкатывает комок, я стиснул кулаки и с огромным трудом заставил себя собраться. Нельзя раскисать. Именно так человек теряет волю. А мне воля была ой как нужна. Сейчас воля – единственное, что у меня вообще было.

Старуха-конкурентка, воспользовавшись тем, что никого из желающих расстаться с деньгами сердобольных горожан поблизости не было, вскочила, выгребла все деньги из пакета и исчезла за углом ближайшего жилого дома. Вернулась она минут через пять. Выглянула, увидела, что все спокойно, и прогулочным шагом, едва не приплясывая – старуха была энергичной – направилась к своему боевому посту. В одной руке она держала откусанный чебурек, во второй коробочку сока.

Перерыв на обед.

Я люто хотел жрать, но отвлекаться и уходить не собирался.

Поднявшись, я направился к конкурентке. Она застыла, работали лишь челюсти и осоловелые глазки, которыми она буравила меня.

– Чего?

– Эти тоже Кирюхе платят? – я кивнул на безрукого и слепую.

– Что ты! – отмахнулась чебуреком старуха. – Они его с потрохами. Я плачу, а они принадлежат. Понимаешь?

Рабы. Таксист был прав.

– Принадлежат?

– Он их вечером забирает, а утром привозит, – зашептала старуха, приблизившись. Из ее рта летели крошки теста и мяса. – Ночуют шут знает где, но лучше и не знать энтова. Все, что они здеся насобирают, Кирюха забирает себе. Егошние они полностью, понимаешь, дурачок?

В этот раз дурачка я проглотил. Старуха была мне нужна. Я выудил из кармана своего дичайшего в мире пиджака листовку с фотографией Сергея и показал ей.

– Видела его здесь?

Старуха моргнула. Откусила чебурек.

– Похож вроде.

Внутри у меня похолодело. Несмотря на то, что я морально старался подготовиться к этому, теплилась надежда, что Сергей избежал этой участи. Сейчас надежда рассыпалась.

– Он без ног? И… без глаз?

– Вот прям описал, – заверила старуха.

Проклятье. Сергей…

– А сейчас он где? Когда его привозят – не каждый день?

– Никого не каждый день. Это я тут ударница, потому что на себя работаю. А этих доходяг Кирюха как перчатки меняет. Сегодня один, завтра другой. – она прищурилась, потягивая сок через соломинку. – А тебе-то что? Зачем ищешь? Почему, так сказать, спрашиваешь?

– Последний раз ты когда его видела? – я ткнул листовку ей под нос.

– Да не тычь ты! Пару дней назад. Значица, завтра или послезавтра опять привезут, – старуха снова мерзко захихикала. – У них посменная работа. Сутки через двое-трое. Ой, клиенты!

Она встрепенулась, завидев силуэт на горизонте. И прыгнула к своему лежбищу.

Я сидел в тени дерева и мычал, изображая нищего, сучащего ручкой заику-погорельца, когда мимо проходили люди. А мой мозг в это время рисовал картины, одна ужаснее и безумнее другой. Эти картины стояли перед глазами, а душа рвалась наружу от боли и отчаяния.

Знаете, что чувствует человек, соприкасаясь с таким? С тем, что можно назвать злом в его чистом виде? Не знаете? Тогда вам чертовски повезло. Лучше и не знать. Никогда.

…Синий фургон подъехал часам к пяти вечера. Он свернул с улицы на асфальтовую подъездную полосу к собору и медленно пополз к нам. Конкурентка бойко вскочила, загадочно поглядывая на меня. Я собрался. Пугаться, холодеть и думать о последствиях можно было раньше. Сейчас – уже нет. Левой рукой я нащупал рукоятку закрепленного на запястье ножа. И остался сидеть, как сидел.