Ласточкино гнездо - Валерия Вербинина (2019)

– Что-то сейчас не хочется курить… Я потом.

– В городе сильные разрушения? – спросил доктор своим глуховатым, невыразительным голосом.

– Боюсь, что да. Думаю, весь южный берег…

Он не закончил фразу, вспомнив еще об одном месте, где могла понадобиться его помощь.

– Кеша! Как, по-твоему, мы сумеем сейчас проехать в Гурзуф? К Броверманам?

– Если шоссе не завалено, – ответил шофер из темноты.

– Я вам больше не нужен? – спросил Опалин у доктора, поднимаясь на ноги. – Тогда я пойду, попрощаюсь с товарищем.

Он нашел Селиванова в группе больных, которые пережидали стихийное бедствие в саду возле туберкулезного санатория.

– Кажется, землетрясение слабеет, – сказал комбриг и закашлялся.

– Вася, слушай, – начал Опалин, – мне тут надо… В общем, я должен кое-кого навестить и проверить, как они.

Селиванов поглядел на его лицо, понял, что отговаривать Ивана бесполезно, и сказал:

– Ну, езжай… Если что, возвращайся. – Он вздохнул и все-таки решился: – До утра подождать не хочешь?

– Не хочу, – честно ответил Опалин. – Там в доме только калека и старая женщина. И… в общем, я за них беспокоюсь.

– Да? Ну…

Больше ничего Селиванов придумать не мог.

– Я завтра вернусь, – пообещал Иван, поворачиваясь, – и все тебе расскажу.

Он махнул на прощание рукой и удалился быстрым шагом, насколько позволяло сравнительное затишье между двумя толчками.

Кеша сел в машину, «Изотта» стала подавать назад и наконец выбралась на шоссе.

Увы, до Мертвой долины они не доехали – мотор стал глохнуть.

Кеша вылез, покопался в нем, что-то поправил, и дело вроде бы наладилось, но через несколько километров машина стала.

– Сколько от нас до Броверманов? – спросил Опалин.

– Версты три осталось.

– Дойду пешком. – Иван вылез из машины. – Когда вернусь, обсудим, что делать. Опять придется на помощь звать, как в прошлый раз… Ты уж извини, что я тебя втянул во все это.

– Подожди, я тебе дам фонарь, – сказал Кеша, залезая в багажник.

– А ты как же?

– У меня запасной есть. Если что, включу фары. Держи…

Опалин забрал фонарь и ушел, а шофер присел на капот, сунул в рот папиросу и стал искать спички.

Земля снова задрожала, Максимов выронил коробок и, чертыхнувшись, наклонился за ним.

– А, чтоб тебя…

Иван стрелой летел через ночь. Он не думал об усталости и очень мало – о землетрясении, которое то затухало, то усиливалось.

Его звало чувство долга, то самое, которое побуждало его спасать Варвару Дмитриевну, выносить из санатория больных детей и ни за что никогда не требовать награды.

Стихийное бедствие, обрушившееся на эти края, стало для него кем-то вроде личного врага, с которым он обязан был сражаться. Но тут земля вновь пришла в движение, и Опалину пришлось сбавить шаг.

Издали он увидел в окнах дачи желтоватый огонек керосиновой лампы и обрадовался.

«Значит, с ними все в порядке… Да, дом, кажется, почти не пострадал. Трещины… ну, по сравнению с тем, что я видел сегодня, это пустяки…»

– Вера Ильинична! – крикнул он. – Вера Ильинична, это Опалин, я был у вас в гостях недавно! Вы целы? Отзовитесь!

Ни звука. А что, если хозяева лежат внутри, придавленные упавшими частями дома, и даже не могут позвать на помощь?

Он вновь осмотрел дом, чтобы убедиться, что тот не обрушится ему на голову, и, решившись, шагнул на крыльцо.

Дверь слегка перекосилась в пазах, и он открыл ее с трудом.

– Вера Ильинична! Иван Ильич!

Внезапно Иван услышал жалобный писк, посветил фонарем в том направлении и увидел уже знакомую ему лохматую собаку, которая лежала на полу, скребя когтями пол.

Пес был ранен, но прежде, чем Опалин шагнул к нему, кто-то сзади ткнул дулом ему под ребра, а другой человек ловко выхватил фонарь у него из рук.

– Тихо, тихо, – шепнул первый, отбирая у Ивана «браунинг».