Ласточкино гнездо - Валерия Вербинина (2019)

– На бандюков мы управу найдем, только срок дай… а ты зачем жену наркома обидел?

– Какую еще жену? – искренне удивился Опалин.

– Ну она в машине ехала, а ты ее последними словами обругал. Уже забыл?

– Я по дороге шел, а ее шофер сигналить стал, чтобы я им дорогу уступил, – медленно проговорил Опалин, припоминая. – Это она, что ли, в машине сидела? Так она первая стала меня оскорблять. Я решил – буду я терпеть от какой-то паршивой нэпманши…

– Она не нэпманша.

– Но выглядела как нэпманша.

– А ты что же, нэпманов не любишь?

– Кто ж их любит? Те же буржуи, только на новый лад. И наглости вдвое больше, чем у тех, прежних.

– Так почему ты дорогу-то не уступил? – не удержался Парамонов.

– А как ее уступишь? Там с одной стороны скала, с другой – обрыв. У вас же тут горы сплошные…

Парамонов пристально поглядел на своего собеседника, пробормотал что-то вроде «Ну… того» и стал ожесточенно чесать шею.

Ему не давала покоя мысль, уж не по его ли душу явился этот странный тип из Москвы. Легкость, с которой Опалин выкинул из окна Парамонова, последнему крайне не понравилась, и по привычке он стал искать в происходящем скрытые смыслы.

Раз выбросил в окно, значит, не боится; раз не боится, уж не значит ли это, что в центре Николая Михайловича уже списали?

Это соображение неприятно поразило начальника угрозыска.

Он привык к Ялте, к волшебному воздуху юга, оброс кое-какими связями и считал, что неплохо справляется со своими обязанностями. Вдобавок он представил, какой скандал ему закатит супруга, если его турнут, ведь почти всю ее родню он пристроил на работу в свое ведомство, а преемник вряд ли станет терпеть эту ораву.

Вот и этот никчемный Будрейко, от которого проку как от козла молока, тоже из каких-то ее дальних родственников.

Парамонов подавил вздох.

Он прекрасно понимал, что родственники жены совершенно не подходят для службы в угрозыске, но боялся, что в случае отказа супруга превратит его жизнь в ад. И вот до чего он докатился – в сорок четыре года какой-то сопляк со шрамом вышвыривает его из окна, как мусор. Нет, тут точно что-то нечисто.

…Черт возьми, уж не метит ли Опалин на место самого Парамонова? Николай Михайлович так разволновался, что ощутил в груди стеснение.

«Ну мы еще посмотрим, кто кого… Ишь! И наркомовой жене надерзил, не побоялся… а все почему? Потому что стоит за ним кто-то… кто надо… Вот и не боится никого, потому что знает – завсегда прикроют…»

– Куришь? – спросил Николай Михайлович, благоразумно решив навести мосты и протягивая собеседнику коробку папирос.

Опалин покосился на него и молча взял одну.

Они задымили, и, докуривая папиросу, Парамонов уже знал, что и как будет говорить.

– Проблемы у нас тут, конечно… Ну а что? – Он вздохнул. – Людей не хватает. Отдыхающих с каждым годом все больше… Еще и знаменитости всякие приезжают. Маковский… тьфу, Маяковский недавно был… Пассажиры с иностранных пароходов на берег сходят. Которые приличные, те ничего, но ведь бывают и такие, которые выпьют лишнего, или подерутся, или забредут черт-те куда… И кто за все в ответе? Я, само собой. А теперь вон кино снимают. Я с самого начала предчувствовал: что-то случится, – доверительно сообщил Николай Михайлович, подавшись вперед. – У меня, брат, интуиция… Меня не проведешь!

«К чему он ведет?» – с вялым подобием интереса подумал Опалин.

Он видел, что начальник угрозыска побаивается его и стремится перед ним оправдаться, но не понимал причины, которые толкали на это Парамонова.

– Утопленник, которого вчера выудили из воды, как-то связан со съемочной группой? – спросил Иван напрямик.