Ночные гости - Лариса Соболева (2016)

– А, да-да, вижу. Я думал, в грозу никто не пойдет по кладбищу. Может, эти… гробокопатели идут? Говорят, могилы разрывают, ищут золотые зубы у трупов и… ну, там еще чего хорошего. Ага.

– Пошли?

– Ну, пошли, – несмело зашагал Панасоник. – Натоптанная дорожка тут одна… Может, обождем за кустами, нехай пройдут, ага?

– Да нечего нам бояться, – хорохорился Валерьян Юрьевич, правда, он тоже не ощущал себя храбрецом в такой непривычной обстановке.

Вообще-то каждому стало бы не по себе, встреть он ночью на кладбище прохожих, все же не бульвар. А прибавить грозу, превращающую погост в зловещее место, затем на короткий миг в сплошной сумрак, так совсем нехорошо заноет в груди и засосет под ложечкой у самого ярого атеиста. Шелест листвы покажется потусторонним шепотом, а за деревьями почудится по жмурику, караулящему добычу, чтобы утащить ее в преисподнюю чертям на радость.

Парочка молодых людей тоже заметила приближающихся двух странных особей, причем одна из них в балахоне с капюшоном, напоминающем одеяние бессмертной Косой тетки, вторая габаритами – вылитый Голиаф. Оба невольно замедлили шаг, готовясь, если понадобится, к отпору, но в подобных ситуациях реакция замедляется, как у пьяного водителя.

На расстоянии шести-семи метров друг от друга четверка, не сговариваясь, остановилась, словно обе пары ждали, кто соизволит уступить дорогу. Молодой человек по кличке Гаррик вскинул фонарик, полоснув лучом по лицам путников напротив, Валерьян Юрьевич закрылся рукой, потребовав:

– Убери свет.

– Деды, – усмехнулся Гаррик, расслабившись.

Проведя сознательную жизнь в лишениях, как считал Гаррик, он постиг узловой постулат: кто сильнее, тот и прав. Неважно, кто перед тобой, главное – самоутвердиться, ощутить себя человечищем. Впрочем, желание это было неосознанным, но присутствовало оно постоянно. Это как психологическая тренировка, поддержка формы, чтобы не закиснуть, не колебаться в ответственный час. А час наступил непредвиденный, удачней не бывает, если бы только Гаррик понял, кто именно встретился ему, но… Валерьяна Юрьевича он видел только издали и при свете дня, разумеется, не узнал его в темноте, даже фонарик не помог.

– Гляди-ка, несуны, – доброжелательно произнес Гаррик, опуская фонарик, но в его тоне без труда читалось: прикалывается. – Много натырили, деды?

– Сколько ни есть, все наше, – сказал Валерьян Юрьевич, чувствуя, что дело пахнет мордобитием, потому сбросил с плеч рюкзак и поставил его на землю.

– Показывайте, чего натырили, – угадал настроение напарника Дрозд.

– Пацаны, – переминался с ноги на ногу Панасоник, – вы это… идите себе, мы себе. Ага.

– Ты, дед, будешь мне указывать, куда ноги делать? – наступал на него Дрозд, получивший повод к агрессии. – Щас последние зубы выбью.

– Полегче, полегче. – Валерьян Юрьевич тоже сделал шаг вперед, а Панасоник чуть отступил. Скинув с плеча баул, он начал закатывать рукава.

Дрозд тоже сбросил рюкзак, кинув его рядом у ног и приготовившись поупражняться в боксе, как и Гаррик, который замахнулся, чтоб врезать Голиафу. Ему захотелось проверить, хватит ли сил с одного раза уложить здорового дядьку. Однако сверкнула молния, и Валерьян Юрьевич заметил замах, не раздумывая, опередив парня, он ударил его в лицо даже не кулаком, всей пятерней, плашмя. Гаррик только охнул и упал навзничь. В это время Панасоник ужасающе заорал, хрипло и надрывно:

– Гляньте!!! А!!! Гляньте!!! А!!!