Я Пилигрим - Терри Хейз (2015)

Но никакого шума не было: в окрестных горах стояла такая глубокая тишина, что лейтенант Китинг, командовавший своими людьми по рации с окраины деревни, начал сомневаться, есть ли в ней вообще кто-то, кроме них. Возможно, мины-ловушки были поставлены здесь моджахедами много лет назад. Но зачем они сделали это? Никто не мог вновь поселиться в этих домах, кроме бедных афганских семей или странствующих козопасов. Нет, более вероятно, что их отряд наткнулся на какой-то важный объект, а враги затаились и наблюдают за ними. Эта тишина показалась лейтенанту крайне опасной, и он тихо приказал по рации своим подчиненным:

– Не спешить! Соблюдать осторожность!

Прежде чем двигаться дальше, Сарацин заставил себя медленно сосчитать до семи. Он снял свои мягкие кожаные сандалии и, оставшись в толстых шерстяных носках, бесшумно пробежал по глиняным черепицам. Протиснувшись через узкий проход, он оказался за низким парапетом.

Сквозь небольшую прореху в каменной кладке саудовец заметил, что австралийцы в своих очках ночного ви`дения двигались по трем улочкам. Вокруг него сжималась петля, в которой он неизбежно погибнет, если не попытается разорвать ее и бежать. И тут он понял, что судьба дает ему шанс. Сарацин вновь надел сандалии, вдавил в каменную кладку подбородок, расцарапав его до крови, и, крепко прижав автомат к плечу, возблагодарил Аллаха за то, что его оружие снабжено гасителем вспышки и глушителем.

Менее умелый воин, не имевший опыта партизанской войны, просто вел бы огонь на поражение, поставив перед собой задачу убить врагов. Но Сарацин хорошо знал свое дело: для того чтобы перевязать и вынести из-под обстрела тяжелораненого солдата, потребуется несколько человек. Мертвые же не нужны никому.

Он выбрал по одной цели в каждой колонне. Будь у него автомат без глушителя, натовцы услышали бы первый же выстрел и нырнули в укрытие. Не имейся у Сарацина гасителя вспышки, австралийцы засекли бы его позицию и разнесли саудовца автоматным огнем на куски вместе с парапетом.

Сарацин выстрелил. Солдаты из-за треска радиопомех даже не услышали трех тихих хлопков. Одному пуля попала в бедро: если не наложить вовремя жгут, он умрет; другому – в горло, тут уже ничем помочь было нельзя; третьему раздробило предплечье – он корчился от страшной боли. Все трое, крича, рухнули на землю; остальные попрятались.

Хорошие, дисциплинированные солдаты – а это были именно такие воины – не бросают своих раненых. В наступившем хаосе австралийцы пытались одновременно помочь упавшим товарищам и обнаружить врага в темноте и ужасе ночного боя. Те, кто прятался за грудами булыжников, переползли в зияющие проемы дверей.

Из-за парапета Сарацин наблюдал, как цепь солдат изогнулась, а потом разорвалась. Наверняка это продлилось бы недолго, но ему хватило и нескольких мгновений. Сарацин, вскочив, даже не стал пригибаться, скатился с покатой крыши, сжимая в руках рюкзак и автомат, и полетел вниз. Увидев мелькнувшую стену здания, он успел попросить у Аллаха благополучного падения и оказался на земле, сильно разбив бедро. Боль пронзила саудовца, но он вскочил и побежал. У опытного моджахеда не было времени на то, чтобы хныкать или хромать, ветеран самой жестокой войны последних десятилетий не имел права плакать, словно какой-нибудь христианин.

Сарацин ринулся по извилистой тропке, надеясь, что сумеет прорваться сквозь разорванное оцепление и быстро скроется из поля зрения солдат, исчезнув за покосившимся фасадом рухнувшего дома. Если бы они сдвинулись хотя бы на десять футов в любую сторону…

И он вырвался из петли. Миновав полумесяц, который нацарапал прежде на деревянной двери, и моля Аллаха помочь ему не ошибиться, он начал считать. Пробежав двадцать пять шагов вперед, свернул влево и благополучно обогнул зарытую в землю мину. Прямо перед ним, обещая скорое спасение, темнели горы.