Я Пилигрим - Терри Хейз (2015)

Я чуть было не предложил красотке подняться наверх, чтобы обсудить в приватной обстановке, насколько эффективными оказались запрещенные приемы, которые она применяла, эксплуатируя свою сексапильность, но тут главный следователь сказал нечто такое, что заставило меня отказаться от этой идеи. Согласитесь, подобные мысли недостойны человека, получившего письмо от самого президента Соединенных Штатов. Оно лежало на столе, и я сел, чтобы прочитать его. В послании, скрепленном внушительной сине-золотой печатью, говорилось, что в результате полного и тщательного расследования с меня полностью сняты все обвинения. Президент поблагодарил меня за проявленное мужество и исполнение гражданского долга.

«Находясь на вражеской территории, не имея помощи и подвергая себя опасности, Вы, столкнувшись с необходимостью действовать немедленно, ни минуты не колебались и не думали о личном благополучии», – писал он.

Далее президент отмечал, что общественность не должна знать о моей секретной миссии, но лично он от имени всего американского народа благодарит меня за неоценимые услуги, оказанные Отечеству. Где-то в письме даже проскочило слово «герой».

Я направился к двери, чувствуя на себе взгляды всех собравшихся, но стараясь не обращать на них внимания. Выйдя наружу, я остановился посреди лужайки, чтобы полюбоваться унылым пейзажем.

«Полностью сняты все обвинения», «неоценимые услуги, оказанные Отечеству», «герой» – я больше не мог сдерживаться, и накопившиеся во мне чувства потоком хлынули наружу. Интересно, что сказали бы сейчас Билл и Грейс? Гордились бы они своим приемным сыном, после того как я столь долго отвергал их?

Я услышал на длинной подъездной аллее, посыпанной гравием, шорох шин. Перед домом остановилась машина, но я даже не обернулся. Вспомнил ту мертвую женщину в Детройте с изумительно красивыми синими глазами, так похожими на мои. Я уверен, что мама очень любила меня, и до чего же странно, что я едва знал ее. Какие бы чувства испытала сейчас моя родная мать, будь она жива?

Так я и стоял там, сгорбившись на ветру, терзаемый противоречивыми чувствами. Затем обернулся, услышав, что открылась дверь, и увидел на крыльце старшего дознавателя и мисс Чудо-Лифчик, а рядом с ними – пожилого мужчину, который только что приехал на машине. Я давно знал этого человека, хотя настоящее его имя никогда не называлось. Это был директор «Дивизии».

Он медленно спустился по ступенькам и подошел ко мне.

– Вы прочли письмо? – спросил директор.

Я кивнул. Он взял меня за руку и слегка пожал ее: в такой манере он привык выражать благодарность. Думаю, директор «Дивизии» понимал: любые сказанные им сейчас слова вряд ли смогут соперничать с той сине-золотой печатью.

Он проследил за моим взглядом, по-прежнему устремленным на унылый окрестный пейзаж, и заговорил о человеке, которого я убил.

– Да, под конец он стал предателем, но если отбросить этот факт, следует признать, что в целом он был замечательным агентом, одним из самых лучших.

Я удивленно посмотрел на собеседника:

– Интересная логика. Тогда можно сказать, что, если забыть об атомной бомбе, день шестого августа в Хиросиме был просто чудесным.

– Господи, Эдди! Я стараюсь как-то сгладить ситуацию, найти в ней хоть что-то положительное. Он ведь был моим другом.

– И моим тоже, – невозмутимо добавил я.

– Знаю-знаю, Эдди, – примирительно сказал директор. Просто удивительно, каким магическим действием обладает письмо президента! – Я не раз говорил, что не хотел бы оказаться на вашем месте. Не знаю, сумел бы я сделать такое, даже во времена своей молодости.

Я ничего не ответил: судя по тому, что я слышал об этом человеке, он не постеснялся бы заявиться в Диснейленд с автоматом, если бы решил, что это поможет ему продвинуться по службе.

Подняв воротник пальто, чтобы защититься от ветра, директор «Дивизии» сказал, что рассчитывает на мое скорое возвращение в Лондон.