Я Пилигрим - Терри Хейз (2015)

Волоча за собой изувеченную ногу, я двинулся в темноту по осыпающемуся проходу, опираясь на Кумали. Как выяснилось впоследствии, я все-таки не учел одного обстоятельства и потом всю оставшуюся жизнь мучился вопросом: как, ну как я мог совершить такой промах?

Глава 43

Кумали провела меня через огражденные решеткой ворота, и я оказался на ярком солнце среди скал.

Короткое расстояние, которое я прошел от ванны с водой, оказалось самым мучительным путешествием в моей жизни. Каждый шаг был подобен еще одному удару. Пытка утоплением, потеря крови и развивающаяся лихорадка соединились в один общий поток, отняв у меня едва ли не все оставшиеся силы. Я уже не ощущал грань между прошлым и будущим: они слились воедино.

Прислонившись к валуну, я велел Кумали подогнать катер из места, где он был спрятан, к старому причалу. Когда она удалилась в укромную бухточку среди скал, я набрал телефонный номер и услышал гудок, характерный для соединений международной связи. Ответили сразу.

– Господин президент? – Я едва сам себя услышал.

– Кто это? – спросил голос, слишком молодой, чтобы принадлежать Гросвенору.

– Мне надо… очень надо поговорить.

– Громче! Назовитесь, пожалуйста. – Человек говорил в характерной для флотских манере.

Хотя я совершенно ослаб от тяжких ран, но все же догадался, что происходит. Я звонил с телефона Кумали, который система связи Белого дома идентифицировала как совершенно неизвестный источник. Это действительно был номер президента, но телефонисты не могли соединить первое лицо государства с человеком, которого они не знали. Поэтому мой звонок перевели в гарантирующий высокую степень безопасности центр связи, расположенный в горах Колорадо. Я разговаривал сейчас с одним из тысячи восьмисот морских офицеров и техников, обеспечивавших его работу.

– Ваше имя? – повторил морской связист.

– Меня зовут Ско… – начал я, но тут же понял, что называть свое имя не имеет смысла: оно ничего им не скажет. Стоя на ярком солнце, от которого болели глаза, я ощущал себя так, словно душа отделилась от тела и я смотрю на себя с высоты.

– Не понимаю. Повторите, пожалуйста, еще раз, громко и четко.

Я едва понимал сказанное, мысленно видя, как старый Бык орудует молотом каменщика, слыша, как кто-то кричит в моей голове. Я узнал собственный голос, но на морском берегу раздавался лишь шум мотора приближающегося катера, да чайки кричали в небе.

– Пилигрим, – с трудом выговорил я.

Кажется, я наконец произнес это имя, но не было уверенности – вслух или же про себя.

– Никак не могу разобрать. Повторите.

Тишина. Я видел, как малыш с синдромом Дауна бежит по песку, а потом прыгает в объятия отца.

– Вы на линии? Назовитесь, пожалуйста, еще раз. – Голос связиста вернул меня к реальности.

– Это… Пилигрим, – сказал я.

В начале каждой смены на протяжении целого месяца в голову каждого моряка планомерно вбивали: если прозвучит некое ключевое слово, зашифрованное имя, его необходимо передать немедленно, прежде любого другого сообщения. И вот связист наконец-то его услышал.

– Пилигрим, пожалуйста, оставайтесь на линии.

Моряк ввел на своей клавиатуре несколько коротких команд, подавая сигнал официальным лицам, которых следовало оповестить немедленно: «Пилигрим жив. Он вышел на связь. Пилигрим вернулся с холода».

Первым в этом списке шел дежурный офицер Совета национальной безопасности, сидевший за столом в своем маленьком кабинете в Белом доме. На восточном побережье была поздняя ночь или даже скорее раннее утро, начало пятого, когда он поднял трубку и услышал анонимный голос:

– Срочно соедините с президентом. На связи Пилигрим.

Хотя дежурный офицер был уверен, что главнокомандующий сейчас спит, он имел четкие инструкции и немедленно перевел звонок прямо в спальню президента.