Не родные - Ольга Джокер (2021)

Несколько месяцев назад Косминин заявил, что собирается на пенсию. У него онкология, он испытывает сильнейшие боли и давно сидит на обезболивающих. Кандидата на его должность было всего два: я и Смолин.

Я сажусь в потёртое кресло, вытягиваю ноги. Виктор Сергеевич достаёт из сейфа бокал и наполняет его коньяком.

— Будешь?

— Я за рулём.

— Жаль. У нас, как я понимаю, разговор в неформальной обстановке будет.

— Да, у меня дело. Важное.

— Мне вкратце обрисовали, Кирилл. Но ты подробнее расскажи. Ещё раз.

За годы службы Косминин оброс крепкими связями. Он и не из такой задницы помогал выпутаться. Именно поэтому я к нему и пришёл, готов заплатить любую цену.

— М-да, — заключает Виктор Сергеевич, выслушав мой рассказ.

— Здесь можно что-нибудь сделать?

— Можно. Но ты же понимаешь, что фамилию твою, чистую и незапятнанную, замарают по самые яйца?

— Понимаю.

— И речи о повышении тогда быть не может, Самсонов. Готов отдать свою должность Смолину? Готов похерить всё то, чего добился? — Косминин подаётся вперёд и складывает морщинистые руки перед собой. — Ты скажи мне: оно того стоит? Вернее, она того стоит?

Оставить Виту в тюрьме? Пусть без меня плывёт дальше? Сделать вид, что я ни при чём?

Признаться честно, я этого хотел, когда был вне себя от гнева. Мечтал напугать, наказать и проучить, чтобы в следующий раз сначала думала, а потом делала. Возможно, подействовало бы.

— Стоит, — отвечаю Косминину.

— Расстроил ты меня, Кирилл, — качает он головой. — Но раз решил, то будь по-твоему. А сейчас иди. Я позвоню на днях и скажу условия.

Глава 43

Вита

Натянув одеяло по самое горло, пытаюсь уснуть.

Губа саднит и кровоточит, а слёзы катятся из глаз, но я не подаю вида, что мне плохо. Лучше всего оставаться незамеченной. Много не болтать, вести себя тихо. Лишний раз не попадаться на глаза дежурной по камере, не то схлопотать можно по самое не могу. Сегодня в этом убедилась, когда попыталась возмутиться, почему именно я третий день подряд должна убираться. Получила звонкую пощёчину, аж назад отбросило. Перед глазами посыпались искры, кожа на щеке загорелась, а губа лопнула.

Как оказалось, ещё легко отделалась. Об этом я узнала на прогулке, когда перекинулась парой фраз со своей соседкой. Она обычно отмалчивалась, порой я думала, что девушка немая. Но здесь так надо. Молчать, слушаться и выполнять приказы.

После того как мы с дежурной повздорили, к нам пришли с проверкой два крепких охранника. Смерили взглядом, приказали вести себя смирно. Рая, так зовут женщину, которая распускала руки, тут же притихла и сказала, что больше не будет. Она делала это исключительно в воспитательных целях.

«Надо уснуть, надо», — умоляю себя, лёжа под колючим ворсистым одеялом.

Когда закрываешь глаза, можно на несколько мгновений перенестись в прошлую жизнь. Сказочную, настоящую, интересную. Посмаковать детали, насладиться. Вспомнить то, что раньше не ценила и что теперь недоступно. Сидя в четырёх стенах следственного изолятора, многое переосмысливаешь. Нет, не многое. Почти всё.

В камере душно и накурено. Из окна затягивает ветер. Хочется навсегда уснуть, потому что просыпаться в этой новой для меня реальности мучительно сложно. Словами не описать насколько. Здесь свои законы и правила, своя жизнь, к которой я оказалась не готова. Наверное, к подобному просто невозможно привыкнуть, потому что там, на свободе, я была безгранично счастлива. Жаль, что поздно это поняла.

Мне удаётся провалиться в сон. Тёплый, приятный. Я лежу в своей постели с чистыми, пахнущими кондиционером простынями и купаюсь в объятиях Кирилла. Он трогает меня, гладит, целует. Насытиться не может. А я льну к нему всем телом и прошу, чтобы никогда не отпускал, потому что без него безумно холодно и одиноко.

— Подъём! — звучит резкий голос, который вырывает из прекрасного сна.