Отец посмотрел на него строго, но все же решил, что отправлять обратно не стоит, поездка была давно обещана, да и в, знакомом до последнего кустика, лесу найти сына не составит особого труда. Тот еще не умел ходить по лесу, скрадываясь, поэтому слышно было далеко.

– Ладно, сын, – отец подошел и потрепал его по белокурой голове, – иди, веди лошадей к реке, пусть напьются. Сейчас вернется Сережка и поедем.

Подпрыгнув на месте, Андрей сорвался с места и побежал в сторону стойла, где отдыхали расседланные кони. Быстро отвязав двух меринов от жерди, выполняющей роль коновязи, закинул на коренастого Гнедка поводья, и, вскочив ему на спину, держа повод Харбая в руке, поскакал к Сергапке, небольшой речке текшей среди гор.

* * *

Змей проснулся рывком, и поначалу не сразу понял, где он находится. Приснился отец. Он умер, когда Андрей лежал в госпитале, телеграмма нашла его слишком поздно, поэтому на похороны он приехать не смог.

Самое счастливое время, начало девяностых, отец работал егерем, частенько брал с собой в лес. Но потом, сокращения, отец оказался без работы, швейную, в которой работала мама, тоже закрыли.

У семьи начались тяжелые времена, отец запил. Перебивались случайными шабашками, да свое хозяйство помогало, не давало голодать.

Но вот такого беззаботного времени больше не было. Отец умер, отравившись паленой водкой, не выдержало сердце. Младшему брату было всего четырнадцать.

Андрей вспомнил Максима, ему было восемнадцать лет, когда во время пятидневной войны, погиб под ударами «градов». Только призвался, даже и послужить то толком не успел.

Боль не отпускала уже пару десятилетий.

Постепенно возвращалось нормальное восприятие реальности. Вспомнил, в какой ситуации он оказался. Все так же набегали искусственные волны на такой же искусственный берег, но из души ушла апатия. Нужно выжить, любой ценой выжить. Иначе исчезнет память о семье – некому будет вспоминать.

– Я еще вернусь к вам, и однажды меня положат рядом с вами, на семейной части кладбища, но никак не сгину непонятно где. – Андрей кричал это в беззвучное пространство жилого сектора, а ответом ему было лишь эхо.

* * *

Лейла открыла глаза и попыталась встать, но тело плохо слушалось. Последнее, что помнила – это дикая боль разрывающая голову, а потом она отключилась. Они собирались идти в рубку, кажется. Они, это она, старина Ларс и Вик.

Вик! Что с ним?! Лейла открыла глаза. Взгляд уперся в серую поверхность потолка. Покрутив головой, поняла, что лежит в их с Виком каюте на кровати, но никого больше в пределах видимости не было. С трудом, после третьей попытки ей удалось сесть.

Комната была пуста. Лишь дверь во второе помещение была приоткрыта. Оттуда лился свет и доносились голоса, но слишком тихо, чтобы расслышать, о чем идет речь. Кое-как она сползла с кровати и, покачиваясь, подошла к приоткрытой двери. Облокотившись об стену прислушалась.

Разговаривали двое. Оба голоса были хорошо знакомы. Первый, Ларса, старого друга отца, а второй принадлежал Вику, так неожиданно ворвавшегося в ее жизнь, подарившего счастья в тяжелой ситуации, ее луч света в непроглядной тьме. В душе разлилось тепло, жив, а значит, все наладится.

– Ну и что мне с тобой делать? – Лейла услышала вопрос Вика, заданный, судя по всему Ларсу. – Ты же хотел убить всех! Как тебе теперь довериться? А если бы я не успел засунуть тебя в реаниматор? Три тысячи человек! Три тысячи, Ларс! Понимаю, брат, предавший и убивший твою семью. Личные счеты, но так не делается. Я тебе доверился, а ты обманул. Ты знал, кто ждет нас в рубке, поэтому и отправил обратно. Хорошо, что я не привык идти на поводу у одержимых. Так, что ты мне скажешь, Ларс?

Лейла не понимала, ее муж обвинял старого рурха в том, что тот хотел убить три тысячи человек, но зачем непонятно. Она решила послушать, что будет дальше. Пауза затягивалась. Но вот в повисшей тишине раздался глухой, будто потухший голос герцога.