Холодный мир - А. Риддл (2020)

– Откуда вы?

Я еле удерживаю себя, чтобы не ответить «Эджфилд». Лучше скажу ей попозже, что я осужденный уголовник, выпущенный из-под стражи на время работы астронавтом.

– Я вырос в Эшвилле, Северная Каролина. А ты?

– Нью-Йорк.

Она снова натягивает свой комбинезон. Ускорение внутри капсулы теперь ощущается гораздо меньше, и Эмма ориентируется тут гораздо лучше меня.

– Вы всегда хотели быть астронавтом?

– Точно не в подростковом возрасте. Тогда я просто хотела быть подальше от людей. Уединение и все такое…

– И вы предпочли быть запертой в ограниченном пространстве на несколько месяцев?

– Ну, вообще-то, МКС не была моей целью, – смеется она.

– А что тогда?

– Когда я была подростком, уже вовсю развивался космический туризм. Появились беспилотные туры на Марс, а зонды активно исследовали Пояс астероидов на предмет открытия шахтных разработок. А я – я всегда хотела быть частью первой человеческой колонии.

Занятно. Она гораздо интереснее, чем я мог подумать. Ничего из того, что она говорит, не было в досье.

Я хочу сказать что-то вдохновляющее в ответ, но все, что я могу выдавить из себя, это «Было бы круто».

– Выживать в новом мире, строить новое общество – это было моей мечтой.

– И какое бы общество построила Эмма Мэтьюс?

– Порядочное, вежливое и равноправное.

– Я бы хотел жить в такой колонии.

– Ну так я еще не отказалась от этой идеи.

– Просто немного сбились с курса.

Она широко улыбается.

– Этот космический каламбур получает оценку «три» по болевой шкале.

– Но сейчас, наконец, скорректировали вектор движения.

– Четыре.

– Хорошо, я прекращаю.

Она смеется и смотрит в иллюминатор.

– Я жива, и сейчас этого вполне достаточно.

– Живы и несетесь в космосе, не только полуобнаженная, но еще и со странным человеком. Что скажут ваши родители?

Ее улыбка сменяется грустью. Значит, родители умерли, – не стоило этого говорить.

– Ну, вы не выглядите таким уж странным.

– Да я просто супернормальный.

По тому, как она искоса смотрит на меня, я понимаю, что у нее все в порядке с пониманием сарказма. В разговоре со мной это просто необходимо.

– А вы всегда хотели создавать зонды?

– Ну вообще-то я… не разработчик зондов.

– А вообще-то кто вы?

– Инженер-робототехник, занимающийся… более сложными устройствами.

– Какими конкретно устройствами?

Пока она не знает, что я сделал, как далеко меня это завело и что по этому поводу думает весь остальной мир, надо сворачивать разговор.

– Такими, из-за которых я попадаю в неприятности.

Она смотрит на меня, пытаясь понять – шучу я или нет.

– И кому вы еще доставляете неприятности?

– Да практически всем.

– То есть вы бунтарь, – она слегка повышает голос.

– Борец за свободу.

– За чью свободу?

– За свободу всех, в общем-то.

Улыбка исчезает с лица Эммы.

– Вы это серьезно?

– Обычно я не бываю серьезен, но только не сейчас. Я создал нечто, способное вернуть обществу порядочность и свободу. Не отдельно взятой группе людей, а целому миру.

– И из-за этого попали в неприятности?

– Да. Меня неправильно поняли, а я так и не смог повлиять на человеческую природу. Меня никогда не волновало то, как люди воспримут созданные мной вещи, что впоследствии преподнесло мне очень ценный урок.

– Какой?

– Любые изменения или открытия, забирающие силу у тех, кто ею обладает, обязательно столкнутся с противодействием. И чем серьезнее изменения, тем больше будет сила, с которой их захотят уничтожить.

– Что-то типа третьего закона Ньютона: любому действию всегда найдется равное по силе противодействие.

– Никогда не думал об этом в таком ключе, но да, очень похоже.