Ведьмин вяз - Тана Френч (2020)

– Хорошо. – Видимо, предполагалось, что мы возвратимся к привычной уютной жизни, притворясь, будто вчерашнего вечера не было, хотя я не очень понимал, как именно Хьюго себе это представляет. Не говоря уже о том, как он намерен во всем разобраться, я вдруг заподозрил, что его план – лишь вызванная болезнью бредовая идея, для воплощения которой ему понадобилась бы кукла вуду с изображением Рафферти, Бэт-сигнал и всякое такое. А может, он просто не понял, что происх[23]одит? Решил, будто вся проблема исключительно в том, что я поссорился с кузенами и с девушкой, мы все перенервничали, наделали глупостей, потому достаточно поговорить по душам – и все уладится?

– За нас. Твое здоровье.

– И за Элейн Макнамару. – Хьюго взял у меня стакан и отошел в сторонку, пропуская меня к тяжелой сковороде с омлетом. – Бедное дитя.

К собственному удивлению, я так стремительно расправился с половиной омлета, что Хьюго рассмеялся:

– Если не наелся, яйца еще остались.

– Ты был прав, – ответил я. – Мне и в самом деле это было нужно.

– То-то же. В следующий раз будешь меня слушать. – Он улыбнулся мне поверх стакана, а когда я доел последний кусок, попросил: – Принеси сигареты. Гулять так гулять.

Мы сидели молча, курили одну за другой, подливали себе просекко. Хьюго запрокинул голову и с торжественным мечтательным спокойствием смотрел в потолок из-под полуопущенных век. Еле слышный гусиный крик навевал воспоминания о запахе осени, первом морозце и торфяном дыме. Большая рука Хьюго стряхивала пепел в щербатое блюдце, служившее нам пепельницей, солнце оживляло потертую деревянную столешницу невыразимым божественным сиянием.

Я провел в ванной целую вечность. Прошлая ночь впиталась в мою кожу, и как я ни терся мочалкой, от меня все равно разило перегаром, стоялым душком травки и землей. В конце концов я сдался, встал под душ, включил воду посильнее и погорячее, обжигающая струя лупила меня по голове.

Стоило остаться одному, и снова накатил отходняк после вчерашнего – мешанина из мерзости, телесной и ментальной, всепожирающее, изматывающее отчаяние и обреченность, которая зарождалась словно и не в мозгу, а где-то в желудке и позвоночнике. Мелисса была права: зря я, дурак, сунулся искать ответы, но теперь уже ничего не поделать.

Что-то еще цеплялось за крошечную вероятность того, что я как-то не так понял, и если бы я мог просто прочистить башку, то увидел бы реальную картину. Но как я ни старался, все следы приводили на прежнее место: толстовка моя, ключ, чтобы впустить Доминика, мог быть только у меня, и позвать его мог только я (Привет, чувак, я тебе задолжал, а тут раздобыл пару дорожек, не хочешь приехать?), вдобавок в ту ночь меня не оказалось в комнате. Да и если уж начистоту, кто еще это мог быть? Леон с Сюзанной считали, что это я. Хьюго: ни единого шанса. А больше в доме никого не было. Конечно, Доминик мог украсть ключ и предусмотрительно явиться к нам в сад с удавкой и убийцей, но даже в моем отчаянии такое предположение выглядело абсурдом, – в общем, с чего начал, к тому я и вернулся.

Главное – я ничего не мог опровергнуть. Единственные мои контраргументы: “я ничего не помню” и “я не такой”, но много ли они стоят? В суде (быть может, даже наверняка): дамы и господа присяжные, я понимаю, что на удавке обнаружили ДНК моего клиента, но посмотрите на него, такой милый молодой блондин из такой приличной богатой семьи, такой красавчик, никогда не был замешан ни в чем подобном, разве он похож на убийцу… И если получится как-то замаскировать мои набрякшие веки и сделать так, чтобы язык не заплетался, пожалуй, мне удастся их убедить. Здесь же, в клубах пара, под беспощадную барабанную дробь воды и страдальческий стон труб, все было иначе. Что бы ни было у меня в голове, кем бы я себя ни считал – это не стоило совершенно ничего.