Игра Подсказчика - Донато Карризи (2020)

Наступало летнее утро, одно из самых первых в году. Озеро было спокойным, природа пышно расцветала, гармонично распределяя повсюду яркие, чистые краски. С тех пор как занятия в школе закончились, Алиса просыпалась поздно. А Мила поднялась ни свет ни заря и пекла пироги для праздника, намеченного на вторую половину дня.

Придут подружки дочери, но их мамы тоже приглашены.

Мила себя чувствовала не в своей тарелке, она никогда не устраивала ничего подобного. Матери других девочек смотрели на нее с опаской, когда она заходила в школу побеседовать с учителями, или на родительские собрания, или на рождественский концерт, или в конце учебного года. Раньше ее это не задевало: она была для них «бывшей полицейской из города», прекрасная тема для домыслов, скрашивавших непроходящую скуку верных жен и домашних хозяек, так что пусть бы себе развлекались. Но недавно Мила осознала, что Алисе не так-то приятно быть дочерью нелюдимой мамаши, которая вдобавок и гордится своим скверным характером. Со временем это обернется тем, что подруги станут избегать ее.

Доктор Лорн сразу одобрила мысль устроить праздник. Психолог давно советовала вносить небольшие изменения в повседневную рутину. Алиса дважды в неделю ходила к ней на прием. Странное дело: в ходе похищения, пусть кратковременного, девочка не получила никакой травмы. Миле бы Небо благодарить за это, но ее беспокоила такая апатия, и она хотела, чтобы доктор Лорн обследовала девочку и выявила причины. А еще очень хотела знать, откуда взялась одержимость Алисы отцом, которого она никогда по-настоящему не знала.

Нелегко быть дочерью монстра, размышляла Мила. Рано или поздно Алиса задумается, досталось ли ей что-то от отца, и если да, то в какой пропорции. Сама Мила боялась это обнаружить, но, возможно, страхи возникли на пустом месте.

Непонятно почему, каждый раз, когда она думала об отце Алисы, ей на память приходил Рауль Морган. И он был виновен в чем-то ужасном и непоправимом. Разница в том, что Паскаль совершил ошибку, проявил непростительную рассеянность, которая стоила жизни его единственному сыну, его малышу. Мила даже не могла укорять его за то, что он сделал ей, ведь этот человек и без того жестоко наказан, пожизненно приговорен самым суровым из судей – собственной совестью.

После февральских событий бывшая сотрудница Лимба с радостью признала бы, что все быстро вернулось на круги своя. Но ничего подобного. Ужасная бессонница терзала ее по ночам, а утром начиналась мигрень.

– В этих краях почти невозможно найти газету, – пожаловался Бериш, входя на кухню и швыряя на стол утренний выпуск. – Целый час колесил на машине, пока обнаружил киоск.

На нем были бермуды цвета хаки, мокасины и голубая рубашка, но даже в такой неформальной одежде он умудрялся выглядеть безупречно. Рядом с ним Мила всегда себя чувствовала замарашкой – в комбинезонах из ацетатного волокна и спортивных тапочках.

– Вас осталось немного, тех, кто ценит бумагу, – поддразнила она друга, наливая ему в чашку свежесваренного кофе.

– Люди думают, что так мы спасаем деревья, ибо именно это им вдалбливает в башку индустрия информатики. Но кто-то должен им сказать, что если где-то еще и продолжают сажать деревья, то только ради бумаги. Без книг и газет мы увидим леса только на заставках компьютеров.

Мила покачала головой и невольно улыбнулась.

– Да, смейся, смейся: вот проснется Алиса, и мы пойдем на рыбалку.

– Никак не хочешь смириться с тем, что мы вегетарианки?

– Ты отдаешь себе отчет, сколько насекомых перемолото вместе с одним зернышком, из которых изготовлена мука для твоих пирогов? – Бериш показал на духовку. – Приятного аппетита, вегетарианка.

– Тебе никогда не приходила в голову мысль, что это этический выбор?