Лазарь - Ларс Кеплер (2020)

– Это мог быть сообщник, – заметила Сага.

– Загадочный сообщник убивает другого загадочного сообщника где-то в Беларуси, – проворчал Вернер.

– Да, звучит так себе, – признала Сага.

– Где логика? – мягко сказал Карлос. – Если Юрек жив и у него есть сообщник, то этот человек должен в соответствии с приказами своего хозяина закапывать людей живьем, а не очищать общество от подонков.

– И все же мы проведем расследование, – настаивала Сага.

– В таком случае расследуйте убийство, совершенное в Швеции, – сдался Карлос.

– Мы имеем дело с серийным убийцей!

– Нельзя соваться с расследованием в другие страны, пока полиция этих самых стран не попросит нас о помощи… все только рады избавиться от худших из худших.

– Дайте нам месяц, – попросил Натан.

– У вас есть неделя, действовать будете только вдвоем. И это мы еще расщедрились. – Карлос посмотрел на Вернера.

Глава 27

Валерия зачесала кудри в густой хвост и переоделась в чистые джинсы и майку. На столе рядом с карманным изданием “Моей фантастической подруги” и дешевенькими очками стояла чашка чая.

Валерия подошла к окну. Говоря по телефону с младшим сыном, Линусом, она посматривала на темные теплицы.

Линус жил в Фарсте, и, если ехать через Эльту, до Валерии ему всего двадцать минут на машине. Валерия обещала отдать сыну старое бюро, уже несколько лет пылившееся на чердаке.

– Заберу на следующей неделе, – сказал Линус.

– Поговори с Амандой – может, останетесь на ужин?

– Йона тоже будет?

– Он уехал.

– Как у вас с ним вообще? – спросил Линус. – В прошлый раз у тебя был счастливый голос.

– Я и правда счастлива.

Они закончили разговор. Валерия положила телефон на стол и взглянула на очки. Один винтик вылетел, и она закрепила дужку скрепкой.

Старая дровяная печь дышала мягким теплом. За железной дверцей со вздохами лопались поленья.

Валерия привыкла к одиночеству. После нескольких лет в тюрьме одиночество стало ее частью, но, когда Йона вернется, она предложит ему попробовать жить вместе. Пусть он оставит за собой квартиру, в которой ночует, спешки нет никакой. Просто Валерии так хочется проводить с ним больше времени, хочется совместной повседневности.

Она достала из верхнего шкафчика бокал и до половины наполнила его из коробки с вином, стоявшей на кухонном столе. В гостиной бросила взгляд на темный телевизор, на черные окна и поставила виниловую пластинку, лежавшую на вертушке. В динамиках щелкнуло, и зазвучал альбом Барбры Стрейзанд восьмидесятых годов, “Guilty[9]”.

Валерия села на подлокотник дивана. Как странно, что спустя столько лет они с Йоной снова встретились.

Она вспоминала свои поездки в Кумлу, вспоминала, как становилось неприятно, когда у нее за спиной закрывалась железная решетка. Каждый раз, проходя мимо надзирателей, она ощущала панику. С такой же паникой внутри она проходила в дверь с номером три, оставляла удостоверение личности, получала бейдж, вешала одежду в шкафчик, там же оставляла вещи и запирала дверцу. Молча здоровалась с тщательно накрашенными женщинами. Там всегда бывали накрашенные женщины, к ногам которых жались беспокойные дети. В комнате ожидания имелся туалет, несколько стульев, стенд с информацией для посетителей и лошадь-качалка с облезлыми полозьями.

Сюда запрещалось приходить в лифчике на косточках, прокладки и тампоны тоже были под запретом. Обувь следовало поставить на круговой конвейер, по которому она уезжала под рамку детектора, на проверку.

И все же Валерии нравилась эта грустная комната свиданий. Нравилось, как Йона пытается придать ей уюта – салфетки, кофе, печенье.

И вот он на свободе.

Он спал в ее доме, они занимались любовью, вместе работали в саду.

Валерия отпила еще вина и стала подпевать “Woman in love”, но, услышав собственное пение, смущенно замолчала.