Виолончелист - Юлия Монакова (2020)

Красные телефонные будки, являющиеся визитной карточкой Лондона, скоро надоели Максу до зубовного скрежета. В них не было ровным счётом ничего примечательного, в том числе и практической пользы: большинство жителей столицы давно перешло на мобильные телефоны, поэтому будки чаще всего использовались не по назначению — как мусорки или пепельницы, а порою даже и туалеты. Нередко их обклеивали рекламой каких-нибудь борделей… в общем, та ещё “достопримечательность”. Однажды Макс, бродя в одном из таких отдалённых от дома нетуристических районов, наткнулся на сотрясающуюся и содрогающуюся, как во время землетрясения, красную будку — не сразу сообразив, что происходит, он осторожно заглянул внутрь и, отшатнувшись, невольно покраснел, сообразив, что помешал страстному совокуплению какой-то пылкой парочки.

Память тут же с готовностью встрепенулась, подсовывая ему картинку из прошлого: он и Лера в одной постели, сжимающие друг друга в объятиях, ставшие одним целым… Это воспоминание взорвалось в голове так внезапно, что он не успел поставить привычную мысленную “защиту” и на секунду задохнулся от оглушившей, затопившей его с ног до головы дикой боли. Машинально оперевшись рукой на злосчастную будку, он шумно глотал ртом воздух, пытаясь отдышаться.

— Эй, чувак, а тебе не кажется, что ты здесь лишний? — чуть приоткрыв дверь, недовольно поинтересовался чернокожий парень, даже не потрудившись застегнуть штаны. — Иди, куда шёл… Разве ты не видишь, что смущаешь даму и портишь наше свидание? Если приспичило позвонить — другая будка есть за углом.

— Извините, что помешал, — с трудом вспомнив элементарные английские фразы, отозвался Макс. — Я уже ухожу.

Глава 10

Он наивно убеждал себя, что справился. Пережил, перегорел, переболел, убежал от своей боли, надёжно спрятался и закрылся на семь замков. Однако боль всё равно настигала, находила, дотягивалась своими щупальцами — и всегда это было внезапно, всегда наотмашь, к этому невозможно было подготовиться.

Иногда Максу казалось, что он ступает по минному полю. Один неосторожный шаг — и воспоминания разрывали его душу и тело в клочки. Попавшаяся ли на глаза вывеска вегетарианского кафе, яркая ли пирамида свежих лимонов в супермаркете, модель ли с наружной рекламы, похожая на Леру фигурой и цветом волос… никогда нельзя было предугадать, когда именно рванёт, по какому ничтожному поводу, заставляя его буквально сгибаться пополам и стискивать зубы, чтобы не завыть.

Он не пытался отслеживать Лерину жизнь, намеренно не наводил о ней справок, не интересовался новостями мира моды — так что ему с переменным успехом удавалось держаться в самоизоляции от прямых напоминаний о косоглазой. Однако этот fucking мир удушающе тесен, мать его — и кое-какие вести просачивались и сквозь выстроенные им бастионы. Иногда на глаза Максу попадались фотографии Леры в журналах: судя по всему, дела у неё шли весьма и весьма успешно. Можно было только порадоваться за неё. Порадоваться тому, что она так красива и так свежа… словно и не было того страшного разговора в больнице, когда Макс запомнил её совсем, совсем иной: худющей, измученной, морально и физически выпотрошенной. Он рад был тому, что у неё всё хорошо, и ненавидел её за то, что у неё всё хорошо…

Андрей считал, что целибат плохо действует на его однокурсника, и время от времени дружески советовал Максу не затягивать с этим делом, а завести себе девчонку для плотских утех. Если бы он только знал, как сам Макс мечтает об этом!.. Проблема в том, что он никого не хотел. Никто ему не нравился. Он не мог даже теоретически представить, что затаскивает в постель какую-нибудь девушку из своего окружения.

Так продолжалось ровно до тех пор, пока он не встретил флейтистку с розовыми волосами.

Её звали Пигги*.

— Как-как? — переспросил Макс в замешательстве, когда она представилась ему за чашкой кофе. — Это же… прозвище? А настоящее имя у тебя есть?