Новая девушка - Харриет Уокер (2021)

Вместе со мной Марго приехала в дом Хелен. Ей некуда было деваться, потому что девочки, с которыми она пришла, давно уехали. Их комендантский час начинался раньше, чем у Хелен, — я вообще не была уверена, что мать Хелен его устанавливает. Вернувшись на эту изысканно деревенскую кухню, усевшись с кружкой чая за широкий деревянный стол и не обращая внимания на слезы Марго, я спросила ее: «Хочешь поговорить?»

Марго покачала головой.

— При ней не хочу, — тихо сказала она, и Хелен закатила глаза.

6

На следующее утро Марго смыла кровь с лица и трижды промыла голову, стараясь избавиться от табачного запаха в волосах. При этом она практически не разговаривала ни со мной, ни с Хелен, пока собирала пожитки и запихивала порванную майку на самое дно сумки. Когда дверь за ней захлопнулась, мы с Хелен обменялись взглядами и выдохнули, хотя до этого даже не подозревали, что непроизвольно задержали дыхание.

Весь уик-энд от Марго ничего не было слышно, хотя я и звонила, и писала ей. У меня все никак не шел из головы вид ее склоненной головы, когда она сидела на стуле. Перед глазами стоял самый крупный из мужиков, наклонившийся над ней. Но самым ужасным было ощущение того, что она вроде бы полностью смирилась с тем, что должно было произойти. Это совершенно потрясло меня — и не потому, что я думала, что она должна была более активно сопротивляться насильникам, а потому, что ее смирение ясно показало мне всю разницу между мужчинами и женщинами, скрывавшуюся под тонким флером цивилизации.

Спустя несколько лет, летом, когда я подрабатывала в супермаркете в перерыве между семестрами, один старший коллега захлопнул дверь в раздевалку и продемонстрировал мне свой прибор, как будто это был какой-то новый товар, который я должна проверить. И когда после этого я просыпалась по ночам или краснела от стыда, то это было вовсе не из-за непристойности ситуации — меня охватывал ужас: на какую-то долю секунды я тогда испугалась, что не выйду из раздевалки прежней, и то, что там произойдет, будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

Такие мужики навсегда остаются с нами, хотя мы этого и не подозреваем. Остаются их шарящие руки, плотно сжатые губы, слишком долгие взгляды и шаги, которые всегда звучат слишком близко. Именно из-за этого мы иногда делаем большие крюки по дороге домой, не можем в темноте проходить через парк и держим ключи в руках как оружие. Мы избавляемся от памяти о большинстве из них, как змеи избавляются от старой кожи, хотя в момент встречи они и производят на нас впечатление. Уверена, тот членосуй из супермаркета теперь меня и не вспомнит. У него, наверное, уже есть ребенок, но думать о чужих детях для меня сейчас еще тяжелее. Тяжелее, чем молить о воскрешении своего собственного…

В тот момент мне было на пять лет больше, чем Марго в ту ночь в клубе. И я уже знала, как мужчины должны относиться ко мне, разговаривать со мной, дотрагиваться до меня, и как это может быть приятно. В шестнадцать Марго еще не с чем было сравнивать, она еще не знала, как на это реагировать. И то, как она впервые столкнулась с обыденным зверством в костюме «реального пацана», навсегда останется в ее — и в моей — жизни.

Воскресным вечером накануне новой учебной недели Марго все-таки написала мне: «Встретимся в репетиционных в обед».

Я отшила Хелен, точно так же как когда-то она отшила Марго, словами о том, что мне необходимо задержаться, и бросилась вверх по лестнице в наше старое убежище. Мы сдержанно поздоровались друг с другом, как какая-то викторианская пара, любящая, но держащаяся в рамках приличий. Гнев и сожаление усиливали ее обычное косноязычие, а у меня на языке вертелись извинения за то, как я обошлась с ней в клубе. Посмотрев на Марго несколько мгновений, я кинулась в ее объятия, и когда почувствовала, как ее руки обнимают меня, расплакалась.