Когда умирает король - Элина Бакман (2021)

Саана наблюдает за уверенной поступью Инкери: тетя выходит на веранду, затем во двор. Они обе босиком — трава немножко холодит и щекочет ступни. Солнце вот-вот зайдет, на улице начинает смеркаться. Набежали тучи, и эта серость будто замедляет, смягчает все вокруг. Саана и тетя сидят в полной тишине. Небо подчеркивает изящный силуэт дома, делая его выше; от дворовых построек веет умиротворением. Зелень утопает в нежных летних сумерках, сливается с ней. Женщины чокаются и улыбаются друг другу. Отдающий изюмом херес приятно согревает сытое нутро. Саана обнимает одну из подушек и расслабленно откидывается на спинку сиденья качелей, устремляя взгляд в небо. Выпитый кофе отбивает свой ритм в ее груди. Приглушенные пышной дворовой зеленью звуки трассы оборачиваются далекими отголосками. Тетя говорит, слышно или не слышно шум дороги — зависит от направления ветра. А ветер переменчив.

— Ты все правильно поняла, — говорит Инкери и делает глоток. — Когда-то мы с Харри были сильно влюблены друг в друга.

Саана поворачивается к тете всем телом.

— И что случилось?

— Мне тогда не сиделось на месте: я хотела узнавать мир и путешествовать, а не привязываться к другим людям. Пока меня не было, Харри успел найти себе домашнюю женщину и обзавестись семьей, — рассказывает тетя, а Саана пытается уловить в ее голосе тончайшие оттенки чувств. Но горечи среди них нет.

— Приятный он человек. Вдовец, кстати, — между делом сообщает Саана, но в итоге решает оставить тетю в покое.

Двор окутан ароматом жасмина. Каждый раз, когда ноги скользят по земле, Инкери тихонько от нее отталкивается. Они с Сааной молча покачиваются. Они просто есть. На фоне вечернего неба едва различимы мелкие, суетно роящиеся насекомые. К счастью, комаров почти нет.

ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА

— Волосы непременно нужно укладывать в высокую прическу, вот так, — сказал барон, аккуратно распустил волосы Хелены, собранные до этого в конский хвост, и поднял наверх. Они стояли вдвоем перед огромным зеркалом в позолоченной раме. Хелену все это смутило до крайности, тем не менее она не шелохнулась. Барон соорудил на голове девушки нечто вроде пучка, напоминающего высокие праздничные прически, и восхитился изяществом шейного изгиба, который грех скрывать.

— Начиная с сегодняшнего дня ты будешь убирать волосы наверх, пообещай мне, — сказал мужчина и налил обоим по бокалу портвейна.

Вторая доставка ягод. Хелена ждала встречи всю неделю. Барон поселился в ее мыслях, был с ней всюду: дома, на клубничной ферме — куда бы она ни направлялась.

Мужчина поставил проигрываться старую пластинку. Это была опера.

— Это Русалка поет «Гимн луне», Song to the Moon, — сказал барон. — Красивейшая из известных мне арий. Написана Антонином Дворжаком. Оригинальное название — Měsíčku na nebi hlubokém.

Хелена слушала рассказ барона лишь краем уха — настолько захватила ее потрясающая, волшебная музыка. Невесомые переливы арфы и трогательная нежность песни заворожили девушку. Когда пластинка начала потрескивать и остановилась, Хелена попросила послушать арию еще раз.

Несколько часов спустя Хелена хихикала, сидя на диванчике и наблюдая за тем, как барон танцует в зале с воображаемой партнершей под немецкий шлягер. Хелена буквально тряслась от смеха, но высокий пучок на ее волосах так и не растрепался. На изящной шейке красовался старый, чуть ли не девятнадцатого века шарф с золотистым узором. От бурного веселья у Хелены даже разболелся живот. Так свободно она смеялась, пожалуй, лишь наедине с Йоханной. Портвейн смягчил не только Хеленины принципы, но и жесткий старинный диван в стиле рококо под ее ягодицами. Вино нашептывало шальные идеи, устремляя разум выше усадебной крыши, в места, которых даже не существует.

— Выпьешь еще? — спросил барон и, не дожидаясь ответа, плеснул Хелене добавки из хрустального графина.