Лето волонтёра - Сергей Лукьяненко (2022)

– Вы странный. – Он насупился, глядя на меня. – Мне показалось, что вы добрый.

– Нет, – ответил я задумчиво. – Я не добрый. Я просто не злой.

Поезд остановился, двери с мягким шипением разошлись.

Я вышел на перрон, оставив юнца маяться в его подростковом аду, когда лёгкая ссора с девчонкой, о которой он забудет через месяц, кажется концом света. Пошёл к метро.

А ведь я правду сказал.

Я ему помог вовсе не потому, что добрый. Добрые люди, пережив мои приключения, ночами бы спать не смогли. А я спокоен и уверен, что поступал правильно. И когда рвал на части сумасшедших лавли, и когда убивал гвардейцев на Трисгарде, и обрекая на смерть людей на Ровиане.

Но я и не злой, честное слово! Злой, как мне кажется, совершает свои злодейства с удовольствием. У меня же никакой радости от этого не было.

Ну и что же я тогда за тварь?

Меня мягко взяли за рукав плаща у самого входа в метро.

– Максим?

Вначале я подумал, что меня нагнал нервный подросток, потом понял, что и голос совсем другой, и парню я не представился. Оказалось, что меня остановил грузный немолодой дядька, одетый в такие старомодные, узковатые ему пиджак и брюки, в такие невыразительные чёрные лакированные ботинки (при этом одежда и обувь выглядели совершенно не ношеными), словно он с трудом влез в свой свадебный наряд. Бывают такие люди, им одного костюма хватает на всю жизнь: в нём женятся, ходят на чужие свадьбы и похороны, выходят на пенсию, а потом ложатся в гроб.

– Да, – сказал я, отходя с прохода.

– Пойдёмте со мной, – сказал мужчина. – С вами поговорить хотят.

На человека из ведомства Лихачёва или Леонида Владимировича он никак не походил. Почти машинально я прочитал его.

В общем, почти неплохой человек. Почти честный. Почти любит жену и ещё одну женщину. Всё «почти», но так часто бывает.

Напуганный, но в меру. Чего-то совсем плохого не ждёт. Наоборот, предвкушает что-то очень хорошее для себя. Но волнуется изрядно, на лбу пот проступает.

– Кто ждёт? – спросил я.

– Вы его знаете, – уклончиво ответил мужчина. – Тут рядом, в машине.

– Идём, – согласился я.

В конце концов, чего мне-то бояться?

Во мне сидит Высший, а другой Высший намерен меня завтра прикончить.

Я молча пошёл за мужчиной. Мы пересекли площадь Киевского вокзала, спустились на парковку торгового центра – не для посетителей, а ту, где разгружаются магазины.

Припаркованная там машина оказалась небольшим рефрижератором с надписью «Дары далёких морей» по борту и рисунком, изображающим жизнерадостных омаров и рыб в лазоревой воде. Удивительная привычка у рекламщиков – на упаковках яиц рисовать счастливых куриц и пушистых цыплят, а на банках тушёнки – довольных коров и овец…

Сам мужчина остановился в стороне, у кабины, кивнул мне на заднюю дверь рефрижератора. Я огляделся. Парковка была умеренно заполнена грузовичками и фургонами, обычно они приезжают по ночам. Из одного грузовика разгружали тюки туалетной бумаги и разовых полотенец, из другого здоровенные коробки с какой-то техникой.

Пожав плечами, я подошёл к дверям рефрижератора. Они были чуть приоткрыты, я осторожно заглянул внутрь.

Темно.

И тепло.

Принюхался.

Тяжёлый землисто-цветочный запах был мне хорошо знаком.

– Эй, дядька, – позвал я водителя. – Тут к тебе кто-то заполз и сдох.

– Нет, не должен, – серьёзно ответил тот. – Сказал, что до вечера доживёт.

– А потом? – уточнил я.

– Потом машину сожгу в лесу, – ответил водитель. Вытер пот со лба. – Он велел честно тебе отвечать.

– А сам-то?

– Беру семью и вечерним рейсом на Сардинию, – в голосе водителя прорезался затаённый восторг. – У меня теперь там дом с апельсиновой рощей.

– Ясно, – кивнул я. – Жарко там после Перемены-то…