Transhumanism Inc. - Виктор Пелевин (2021)

После трех хлопков в ладоши Нютка брала одну из книг, открывала наугад и читала. Буквы распознавал сельхозкомпьютер, к которому был подключен ее имплант, но выглядело все вполне аутентично, и Дмитрий мысленно переносился в далекое прошлое.

Нютка не сбивалась и не запиналась, но в ее тоне чувствовались машинные интонации, которые Дмитрий после внутренней тренировки научился воспринимать как южно-русский говорок. Ну такая девочка с юга России. Молодая хорошая девочка. Читает с бумаги и волнуется…

Кончился этот аттракцион через несколько дней – когда Нютка взяла книгу про Шарабан-Мухлюева и прочла авторское посвящение:

Стальному Герману – братухе,

борцухе, творцухе!

Сырая сила древних слов вызвала у Дмитрия такой дискомфорт, что он завернул книги в полотенце и отнес назад на чердак.

А после четырех хлопков в ладоши Нютка ложилась на спину и бралась за свой черный подол.

Каждый раз в конце процедуры она повторяла одну и ту же фразу про попа, продающего в Субботино поросят – и постепенно эти слова стали обрастать для Дмитрия многочисленными тайными смыслами.

Сел под названием «Субботино» было в России немало, но смысл, наверно, был не в названии села, а в субботе. Что значит слово «суббота»? Вокепедия объясняет: седьмой день недели, посвященный Сатурну-Яхве, когда положено оставить мирские дела и отдыхать, размышляя о божественном.

И вот в Субботино продают поросят. И не кто-то, а поп, служитель духа – земная связь человека с горним миром… Зачем Нютка каждый раз говорит ему об этих субботних поросятах?

Вспоминался Толстой с гондолы грузового дрона. Он-то знал ответ – но нырять за разгадкой в темный омут русской классики не хотелось. Даже думать об этом было противно. Видимо, никто уже не платил «Открытому Мозгу» за интерес к ветхой литературе. То есть средства из сердобольского бюджета почти наверняка поступали, но все воровал Депкульт (не зря их называют Департаментом Культи – умеют только ампутировать все талантливое, внедрять Шарабан-Мухлюева да финансировать свою мафию).

Субботино и поросята…

Какое-то дополнительное высокоумное издевательство? Намек на духовное освинение человечества, попрание и поругание былых алтарей? На вырождение и смерть религий? Или на тайный грех в самом центре Церкви? А может, просто случайная цитата из первоисточника?

Дмитрий думал об этом, лежа рядом с Нюткой в душистой полутьме, и каждый раз, стартовав с легкого сожаления о пяти протраханных боливарах, мысли пробегали по одним и тем же маршрутам, обдавали безнадегой и затихали на горизонте ума – там, где все становилось одинаково неважно.

«Знаешь… Мне уже не важно… Все не так уж важно…» – подтверждала Музыка Революции: как только Дмитрий залезал в шалаш, невидимый проигрыватель включал флешку из реквизита. Старые песни были дивной красоты – но мешала память о том, чем кончили их слушатели.

Однажды Дмитрий заметил, что красная точка, на которую глядела Нютка, исчезла. Видимо, в лазере сдохла батарейка – но Нютка по-прежнему пялилась в дырку над головой, как будто там еще горел далекий Антарес.

«Хоть бы сказала, чтобы батарейку поменял… Вот ведь дурында. Она хоть что-то чувствует? Хоть как-то понимает происходящее?»

Но Нютка лучилась таким счастьем, такой блаженной уверенностью в доброте мира, что злиться на нее не получалось. Да и при чем тут она?

– Вы, барчук, говорят, в Субботино ездили. Говорят, там поп дешево поросят продает. Правда ай нет?

Самое ужасное было в том, что после этих слов Нютка всегда оправляла свою черную юбку одним и тем же движением – в точности как в первый раз.

Дмитрий заказал на почте батарейку для лазера, а когда она пришла, стал искать указку рядом с шалашом, не нашел – и вдруг сел на землю и заплакал.

Он понял, что невыносимо устал.