Месяц за Рубиконом - Сергей Лукьяненко (2022)

Десяток тэни: часть в форме и с огнестрельным оружием, несколько мужчин и женщин в обычной гражданской одежде, вооруженные чем попало, от ножей до топоров. Все застыли – кто-то целясь, кто-то замахнувшись, кто-то разворачиваясь…

Они слушали песню сирены.

Если не брать Слуг, которых от людей на взгляд не отличишь, сирены – самые человекоподобные. Они даже красивые: высокие, стройные, женственные. У них длинные цветные волосы, чаще розовые или фиолетовые, иногда зеленые или голубые. И они замечательно поют, хотя мне кажется, звук не главное.

Сирена была одна, и ее вполне хватало на десятерых тэни. Она стояла, раскинув руки, и пела. Без слов, одни лишь переливы голоса, чарующие и прекрасные, не похожие ни на один человеческий язык и одновременно напоминающие все языки сразу. Волосы укрывали ей всю спину до ягодиц.

Ну да, они ходят голыми. Наверное, для пущего эффекта.

Люди застыли, слушая. По лицам текли слезы. Может быть, их так тронула песня, а может быть, они видели, что происходит, но не могли пошевелиться. Рядом с сиреной бродил лишь один стельщик, похожий на гигантскую белку-летягу. Тело его покрывал короткий рыжий мех, между руками и ногами была натянута тонкая перепонка. Он, широко разводя руки, неторопливо подходил к очередному тэни. Другие, уже удостоившиеся его объятий, лежали на мостовой грудами переломанной обескровленной плоти.

Я ускорился.

Сирена повернулась и увидела меня. Честное слово, она была очень красивая! И на ее лице промелькнул испуг. Песня оборвалась и началась снова, теперь сирена пела для меня, и я даже ощутил какую-то странную дрожь в теле – то, что еще оставалось в нем человеческого, протестовало против движения, хотело остановиться, замереть и слушать…

Но я был призванным дважды.

Физически сирена мне не противник, я в этом уже убедился. Она брызнула в меня ядовитой слизью (кто бы мог подумать, во что можно превратить молочные железы, если у тебя много извращенной фантазии, и ты лепишь человеческую плоть как пластилин), но этот яд мне тоже был знаком.

Я оторвал сирене голову. В большинстве случаев этого вполне хватает.

Вот к стельщику я приближаться не стал. Ударил силовым полем, почти как уничтожитель, развалив существо пополам, а потом, для гарантии, еще и поперек.

И остановился перед выходящими из ступора тэни.

Это была местная полиция или что-то в этом роде. У тэни не очень высокий уровень криминала, но везде, где есть разум и законы, найдутся те, кто попытается использовать разум против законов.

– Я свой! – сказал я, поднимая руки. – Я Измененный. Я на вашей стороне.

Не хотелось, чтобы они начали палить. Во-первых, выстрелы могли услышать, во-вторых, пришлось бы их долго успокаивать.

Тэни с какими-то особо затейливыми символами на груди униформы (наверное, их знаки различия, но я в них не разбирался) сделал жест в сторону своих товарищей. Оружие те не опустили, но и стрелять не стали.

– Почему я должен верить? – выкрикнул он.

– А зачем иначе я вас спасал? – ответил я.

– Это верно, – согласился полицейский. Он мне понравился, в этом кошмаре ему удалось сохранить чуточку здравого смысла. – Где все ваши? Почему вы нас не защищаете, как обещано?

– Наши скоро будут, – ответил я с уверенностью, которой у меня не было.

Полицейский сплюнул, с отвращением глядя на дергающиеся останки стельщика. Нацелил на них свой автомат.

– Не надо, – попросил я. – Услышат.

– Они согнали людей к кораблям, – сообщил полицейский то, что мне и так было известно. – Там много детей.

– Знаю, – сказал я.

– Чего они хотят?

– Чтобы я сдался.

Полицейский смотрел мне в глаза. Что он там может разобрать-то, на уродливой морде Защитника?

– Это никого не спасет, – объяснил я. – Сделка!

И приложил ладонь ко лбу.

Полицейский не стал колебаться. Прижал свою ладонь ко лбу.

– Сделка.