Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью" (2013)

— Сестра приезжает из Шотландии, она сообщила об этом только сегодня утром. Она уходит от своего проклятого жуткого мужа — опять. У нее пятеро детей, младшему год, старшему семь. И при чем тут я? Мы с ней не ладим, и ей известно, что я не выношу детей. Мы с Дереком собирались тихо, спокойно отпраздновать Рождество — немного копченого лосося, парочка бокалов шампанского и праздничный выпуск «Жителей Ист-Энда».

Я предложил ей сесть на диван передохнуть. Выбрал пять подходящих книжек и велел Хайтишу завернуть их в подарочную бумагу.

— Как вы любезны, — поблагодарила посетительница. — В новом году я — ваша постоянная клиентка.

— Увы, мадам, — встрял Бернард, — ничего постоянного нет, этот почтенный старый магазин закрывается. Конец эпохи. Придите в «Уотерстоунз» или в «Бордерз» — будут ли отпирать вам двери и заворачивать книги в красивую бумагу? Дождетесь ли вы такого обслуживания от прыщавых юнцов, которых они нанимают?

Когда она ушла, я вызвал такси. Угрюмый человек на другом конце провода сообщил, что оплата двойная по причине Сочельника.

Таксист был в шапке Санты.

— Простите, приятель, — обратился к нему Бернард с заднего сиденья, — но разве вы не последователь ислама?

Водитель обернулся к нему:

— Ну да, но детишки ведь любят Рождество, так?

— Рождество теперь не такое, как было раньше, — посетовал Хайтиш.

Бернард хлопнул его по плечу:

— Хайтиш, дубок ты наш столетний, Рождество осталось таким же, как было, это ты изменился.

Мистер Карлтон-Хейес живет в Стоунигейте, в огромном доме начала прошлого века. На его улице многие особняки превратили в дома для престарелых или в общежития для условно освобожденных. Дверь нам открыл поджарый пожилой мужчина с роскошной седой шевелюрой, в белом джемпере. Сняв одну из желтых хозяйственных перчаток, он пожал нам руки:

— Я — Лесли, друг мистера Карлтон-Хейеса.

Мы вошли в просторную прихожую. Стены были сплошь закрыты книжными полками.

— Проводи их в гостиную, дорогой мой, — раздался голос мистера Карлтон-Хейеса.

Лесли привел нас в комнату, увешанную аляповатыми рождественскими украшениями. Мистер Карлтон-Хейес выглядел несколько странно — он сидел в инвалидном кресле в стеганом халате и галстуке. Отсвет от серебристой искусственной елки, украшенной лампочками и шарами слепяще-ярких расцветок, падал ему на лицо.

— Здравствуйте, мои дорогие. Прошу, садитесь, — приветствовал нас хозяин. А когда мы уселись, он сказал своему другу: — Пожалуй, мы выпьем шампанского, дорогой мой.

Пока Лесли ходил за шампанским, Бернард разглядывал бумажные гирлянды, обвивавшие камин, и связки воздушных шариков, болтавшиеся под потолком.

— Веселая у вас обстановочка, мистер К.

— Да, довольно забавно, — сдержанно согласился мистер Карлтон-Хейес.

— По-моему, чуток вульгарности никогда не повредит, — продолжил Бернард. — А эту минималистскую, выпендрежно-артистическую, голодосочную и тощезадую ерунду от «Хабитат» я презираю.

— У моей мамы на лестничных перилах весь год висят гирлянды с разноцветными лампочками, — вставил Хайтиш.

— И это правильно! — воскликнул Бернард.

Будучи поклонником «Хабитат» и голых досок, я помалкивал. Мы заговорили о том о сем. Вернулся Лесли с бутылкой шампанского из «Маркса и Спенсера» и четырьмя бокалами. Беседа постепенно увядала, пока совсем не засохла.