Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью" (2013)

От врача я отправился в магазин, и у меня было такое чувство, будто это не я, а мой призрак шагает по тротуару. На мне было мое белье, носки, ботинки и костюм (пусть не самый парадный, но приличный), а внутри зияла пустота. Я обещал позвонить жене, как только выйду из больницы, но я не мог говорить, во рту пересохло, а нужные слова не находились. Поэтому мистер Карлтон-Хейес стал первым человеком, кому я рассказал о диагнозе.

Он заварил чаю, насыпал в мою чашку две ложки сахара и усадил меня за стол в подсобке. А потом поведал, как, будучи молодым человеком, серьезно заболел — у него обнаружили опухоль мозга.

— К счастью, в тот период я находился в Швейцарии, готовился к восхождению на Маттерхорн. Врачи опасались, что я утрачу умственные способности в какой-то мере.

— Но ведь этого не случилось, правда? — воскликнул я. — Умнее человека я в жизни не видывал.

— Ну, на некоторое время я напрочь позабыл греческий и латынь, но позднее благополучно вспомнил. — Он положил руку мне на плечо: — Почему бы вам не пойти домой, мой дорогой? Вы пережили ужасное потрясение.

Я ответил, что лучше посижу пока в подсобке и соберусь с мыслями. Звякнул колокольчик, и мистер Карлтон-Хейес вышел в торговый зал. Я услыхал, как посетительница спрашивает, есть ли у нас пособие по колдовству. У нее с соседкой общая живая изгородь. Соседка, однако, не желает подстригать изгородь со своей стороны, и посетительница хочет воздействовать на нее колдовским заклятием.

Почему по меньшей мере половина из тех, кто приходит в наш магазин, сумасшедшие?

Четверг, 27 сентября

Второй такой ночи в моей жизни я точно не вынесу. Новость о диагнозе Георгина приняла очень близко к сердцу. Сначала она плакала, потом впала в ярость.

— Почему ты? — кричала она. — Ты никому не сделал ничего плохого, и пусть только кто-нибудь опять заявит, что Бог существует, — я заткну ему глотку кулаком! Если Он или Она на самом деле есть, почему Он или Она позволяет тупым уродам разгуливать по улицам в абсолютно добром здравии?

Услышав вопли через стенку, к нам явилась моя мать.

— Почему Господь наказывает тебя, а не меня? — рыдала она. — Если бы я могла пересадить твою опухоль себе, я бы так и сделала. Худо-бедно, но я прожила свою жизнь. И мне больше незачем торчать на этом свете, разве что ради семьи и тех двух недель, на которые твоего отца раз в год забирают в больницу, чтобы я могла перевести дух. — Закурив, она добавила: — Это убьет отца, мы не должны говорить ему о твоей опухоли.

— Мы уже скрываем от него «Шоу Джереми Кайла». Нельзя же всю жизнь уберегать его от трагедий.

Проснулась Грейси. Когда она спустилась в гостиную, такая очаровательная в пижаме диснеевской принцессы, я схватил ее на руки и не отпускал, пока она не сказала:

— Папа, ты слишком крепко обнимаешься. Спусти меня на пол.

Постепенно все немного успокоились и отправились сообщать отцу. На слово «опухоль» он отреагировал следующим образом: ударил кулаками по ручкам инвалидного кресла и возопил, обращаясь к потолку:

— И ты еще называешь себя милосердным, Господи? Ты убил своего сына, а теперь убиваешь моего!

Мать откупорила бутылку шампанского (в холодильнике у нее всегда имеется шампанское про запас, на случай какого-нибудь празднества). Она подала мне бокал со словами:

— Давайте отпразднуем первый шаг на пути Адриана к выздоровлению.

Целый день я ничего не ел, шампанское ударило в голову, и на какое-то время я преисполнился оптимизма, но это ощущение быстро прошло. Когда мы вернулись к себе, я уложил Грейси в постель и почувствовал, как страх сжимает мне сердце. Увижу ли я мою дочь взрослой?

Пятница, 28 сентября

Не могу писать.