Годы прострации - Таунсенд Сьюзан "Сью" (2013)

Бывает, я на целых пять-десять минут забываю о том, что у меня рак простаты. Это явный прогресс. Каждый раз, когда мать смотрит на меня, я вижу в ее глазах слезы. Одно из двух: либо она постарается взять себя в руки, либо прекратит пользоваться тушью для ресниц.

Среда, 24 октября

Мистер Карлтон-Хейес теперь ходит с палочкой. И я вдруг осознал, что все, с кем я так или иначе контактирую, имеют физический или психический недуг. А где же здоровые телом и духом люди? Поразительно, как наша страна еще не рухнула.

Четверг, 25 октября

Сегодня началось мое лечение. Прежде чем отправить меня в отделение рентгенологии, доктор Рубик сказала:

— Вероятно, я должна напомнить вам о возможных побочных действиях лучевой терапии.

— Нет необходимости, — ответил я. — Я дважды и очень внимательно прочитал буклет, побочных эффектов крайне мало.

Но доктор Рубик не отступила:

— Я работаю онкологом семнадцать лет, через мои руки прошли тысячи пациентов, то есть я не просто два раза прочла буклет. Так что позвольте проинформировать вас о побочных действиях выбранного вами метода лечения. Во-первых, во время мытья нельзя пользоваться мылом или гелями, помните об этом. Область, которая подвергнется терапии, станет очень чувствительной, поэтому вам противопоказано загорать на ярком солнце.

— При всем желании не смог бы, — невесело хохотнул я. — Не в это время года.

— Во-вторых, недержание мочи. Это случается как во время, так и после завершения сеанса. В-третьих, может возникнуть диарея и ощущение дискомфорта в заднем проходе.

— То есть возможно двойное недержание? — уточнил я.

— Возможно, — кивнула доктор Рубик, — однако не существует двух одинаковых пациентов, а кроме того, размер и расположение опухоли бывают самыми разными. Я знавала пациентов, у которых вообще не было никаких побочных эффектов, но знавала и бедолаг, не выходивших из дома по причине двойного недержания.

Пока она говорила, я представлял себя запертым в четырех стенах свинарника, как я брожу из комнаты в комнату в широченных спортивных штанах поверх толстого подгузника. Жена и ребенок бежали прочь из дома. И навещает меня только патронажная медсестра, пополняя запасы подгузников.

В отделение рентгенологии меня отвела медсестра, рассказала о приборах, чтобы я понимал их назначение, а затем передала меня рентгенологу — симпатичной девушке, более похожей на жену фермера, чем на медицинского специалиста. Она протянула руку, представилась, ее зовут Салли. Для человека, который изо дня в день работает с полумертвецами, Салли выглядела на удивление жизнерадостной. Она предупредила, что у меня появится несводимая татуировка, ею пометят то место, куда будет направлен луч.

Я попросил наколоть мне что-нибудь неброское — птичку, или цветок, или даже «Георгина», имя моей жены.

— Вы не в тату-салоне, мистер Моул. Эта татуировка представляет собой ряд крошечных точек, едва различимых человеческим глазом.

Невероятно любезным тоном она предложила мне снять брюки, трусы и надеть больничный халат. А затем велела забраться на высокую твердую койку и лечь на спину.