Ссора с матерью. Увольнение. Скандал на работе. Часто серийные убийцы переживают стресс, прежде чем сорваться на жертве.

Илюшин занес в схему восемь фамилий – приятелей из юношеской компании Олейникова. Оценил масштаб предстоящей работы и содрогнулся. Установить спустя столько лет, где находился каждый из этой компании в дни убийств?.. С этим не справился бы даже целый отдел, не то что один частный сыщик.

– Если я не могу сделать все, что нужно, сделаю хотя бы то, что могу.

«Олейников и Ельчуков», – выписал Илюшин.

И чуть ниже: «Щербатых и журналист».

В списке студенческих приятелей Олейникова, которые вместе с ним бывали у гримерши и знали Полину Грибалеву, внимание Макара привлекла одна фамилия. «Константин Волчок».

– Константин Волчок, Константин Волчок… – пробормотал он. – Не ложися на бочок. Придет серенький Константин… в хорошо пошитом костюме…

Он представил Киану Ривза. Вопреки сказанному, тот был почему-то не в костюме, а в шортах и бейсболке.

Илюшин вздрогнул.

«Слышишь, волчок? Подтверди!» – так обратился Демьян Щербатых к своему визажисту.

Тогда Макар пропустил это мимо ушей. Решил, что это нечто вроде клички.

Но это была фамилия.

Он открыл поисковик, вбил: «Константин Волчок, визажист». Открылось фото в Инстаграме. Это был парень, готовивший Демьяна к съемкам.

Похоже, поездки в Гималаи для медитаций все-таки работали: Волчок никак не выглядел на свои сорок три. Илюшин почитал его Инстаграм и внес поправки в это утверждение. «Медитации – и хороший пластический хирург». Неудивительно, что он не узнал его по плохим фотографиям двадцатилетней давности. Парень изменил форму носа, убрал комки Биша, добавил филер в подбородок и регулярно увеличивал губы. Обо всем этом он сам рассказывал на своей странице.

Илюшин нашел старое интервью Костика, из которого узнал, что с шестнадцати лет тот мечтал быть парикмахером-стилистом. Из маленького городка в Белоруссии он переехал в Минск, затем перебрался в Москву. «Я попал в компанию начинающих актеров, – говорил Волчок журналисту, – и как-то само собой получилось, что решил попробовать себя в профессии гримера».

– Не само собой получилось, а тебя подвигла на это Нина Ельчукова, – сказал Макар. – Готов поспорить!

Вторая встреча с Олейниковым состоялась в театре. Макара проводили в большой темный зал. Освещенная сцена лежала перед ним, яркая, как полумесяц. Он спустился вниз – туда, где над первым рядом кресел высился плечистый силуэт.

– А, привет! – Егор снял очки и громко сказал: – Стефания, Лина, перерыв пятнадцать минут.

Две девушки, молчаливо кружившиеся по сцене без всякой музыки, убежали.

Макар выложил перед Егором два распечатанных снимка. На одной была Света Капишникова. На второй – штукатур Шеломов.

– Тебе известны эти люди?

Егор долго рассматривал фотографии.

– По-моему, нет, – признался он в конце концов. – А должны?

Илюшин устало потер лоб. Он отыскал близких Светланы, и смутно беспокоившее его описание из книги получило объяснение.

«Ей нравилось играть».

Он предположил, что это след. Склонность к театральности могла привести Капишникову в студию Егора. Если Олейников преподавал у Капишниковой…

Правда, в версию Макара не помещался Шеломов. Илюшин не успел встретиться с его родственниками. Но он был уверен, что пятидесятилетний штукатур ни в какие студии не записывался.

Однако Егор не узнал девушку. Версия оказалась несостоятельной.

– У тебя хорошая память на лица? – спросил Макар. – Своих студентов шестилетней, например, давности ты бы запомнил?

– Однозначно! Эти двое у меня не учились, если ты об этом.

Илюшин забрал у него фотографии.

– Егор, почему ты о своем брате не рассказал?

Олейников набычился и покраснел.

– Начнем с того, что он мне не брат!

– У вас разные отцы?

– У нас и матери разные!