Святая - Синтия Хэнд (2013)

Оказывается, отец страстный баскетбольный болельщик. Плохо, что Джеффри не захотел остаться и посмотреть с ним игру. Я не могу оторвать от отца глаз, повторяю каждое его движение, но Джеффри не может даже находиться с ним рядом. С тех пор, как он, попросив прощения, удалился с семейных посиделок, он засел в своей комнате. Уже несколько часов от него не слышно ни звука, ни то, что его обычной музыки.

Я пытаюсь почувствовать его, что не так уж сложно. С того занятия с мамой у меня наметился явный прогресс со включением и отключением моей эмпатии. А сидя здесь, чувствуя сияние, которое просто пульсирует вокруг отца, удивительно легко мысленно подняться к Джеффри в его комнату.

Он в бешенстве. Ему все равно, почему они так поступили. Он бы хотел, но не может перестать злиться. Они обманывали нас, они оба. Не важно, почему. Они лгали.

Он больше не хочет играть по их правилам. Его это достало. Его достало чувствовать себя пешкой на какой-то космической шахматной доске.

Я его понимаю. Часть меня чувствует то же самое. Просто тяжело злиться рядом с отцом, с его полным радости присутствием, которое очищает разум от всего темного и больного. Это кажется не честным по всем параметрам, мне нельзя чувствовать то, что я чувствую. Может, я бы и возмутилась от этого, если бы могла.

- Думаю, мы смогли бы справиться с этим, - позже говорю я маме. Я помогаю ей дойти из ванной до спальни. Есть что-то недостойное в этом, думаю я, эта мелкая шаркающая походка, которая у нее сейчас, то, что без помощи она не может даже сходить пописать. Она не такая. Каждый раз, когда мы делаем это, у нее на лице появляется это жесткое выражение, словно она пошла бы на все, только бы я не видела ее такой.

- Справиться с чем? – спрашивает она.

- С правдой. Что отец – ангел. Что мы – Триплы. Со всем этим. Мы могли бы хранить это в секрете.

- Угу, - говорит она. – У тебя это так хорошо выходит.

- Это вопрос жизни и смерти, если бы я знала, я бы молчала, - возражаю я. – Я же не идиотка. – Я откидываю одеяла и осторожно поддерживаю ее, пока она опускается на кровать. Затем я поднимаю одеяла к ее талии и разглаживаю их.

- Я не могла рисковать, - говорит она.

- Почему нет?

Она знаком показывает мне присесть, и я слушаюсь. Она закрывает глаза, снова открывает их. Хмурится.

- Где твой отец?

- Ушел. Куда он вообще ходит?

- Наверное, у него еще осталась работа.

- Да уж, пошел жечь куст для Моисея, - саркастически замечаю я. (прим.пер.: по книге Бытия Бог явился Моисею в горящем кусте)

Она улыбается: - Мардж Виттакер, 1949.

Секунда уходит на то, чтобы понять, что она имеет в виду. – Ты имеешь в виду ту, что была до Марго Витфилд?

- Да.

- Мардж. Мило. Ты всегда брала формы имени Маргарет? – спрашиваю я.

- Почти всегда. Только если я не скрывалась от чего-нибудь очень плохого. В любом случае, Мардж Виттакер влюбилась.

У меня появилось чувство, что она говорит не об отце. Она говорит о том времени, которое упоминала раньше, времени, когда она едва не вышла замуж. В пятидесятых, сказала она.

- Кто это был? – мягко спрашиваю я, не уверенная, что хочу знать.

- Роберт Тернер. Ему было двадцать три.

- А тебе… - я быстро подсчитываю. – Почти шестьдесят. Мам. Ну, ты даешь.