Святая - Синтия Хэнд (2013)

На нем надета черная футболка и его обычные джинсы «Seven», которые на этот раз серые. Мне не нравится, что я узнаю его одежду.

Он пожимает плечами.

- Немного.

- Анжела говорит, что потомки ангелов должны быть невосприимчивы к холоду. Это помогает при полете на большой высоте, мне кажется, - я снова трясусь. - Мне, наверное, про это не сказали.

Он улыбается. - Может это распространяется только на взрослых ангелов.

- Эй, ты сейчас назвал меня инфантильной?

- О нет, - говорит он, его улыбка расцветает в полноценную усмешку. - Я бы не рискнул.

- Хорошо. Потому что это не я одна из тех, кто подглядывает в чужие окна.

- Я не подглядывал! - возражает он.

Правильно. Что-то важное.

- Знаешь, есть одно потрясающее новое изобретение, - поддеваю я. – Называется телефон.

- Да, ведь у нас с тобой всегда бывают такие замечательные душевные разговоры по телефону, - отвечает он.

На секунду повисает тишина, а потом мы оба начинаем смеяться. Он прав. Не знаю, почему мне легче, когда он здесь, но это так. Здесь мы наконец-то сможем поговорить. И это настоящее чудо.

Он поворачивается ко мне, его колено касается моего. В тусклом свете из моего окна его глаза глубокого зеленого цвета.

Он говорит:

- В твоем сне ограда, которую ты упоминала, сетчатая и идет по правой стороне, когда ты поднимаешься на холм.

- Да, откуда ты…

- И на краях ступенек, которые ты видишь, растет мох, и перила, за которые ты держишься, металлические, с черным рисунком?

Я неотрывно смотрю на него:

- Да.

- С левой стороны, за деревьями есть каменная скамья, - продолжает он. - И розовый куст, посаженный за ней. Но розы никогда не цветут – там слишком холодно для роз.

На минуту он отводит взгляд. Внезапный порыв ветра треплет его волосы, и он отбрасывает их с глаз.

- Тебе тоже снится этот сон? – шепчу я.

- Не такой, как у тебя. То есть, мне постоянно снится это место, но… - он вздыхает, поеживается некомфортно, затем поворачивается ко мне.

- Обычно я не говорю об этом, - произносит он. – Я в каком-то смысле стал профессионалом в том, чтобы не говорить про это.

- Все нормально…

- Нет, я хочу рассказать тебе. Ты должна знать это. Но я не хотел говорить тебе перед Анжелой.

Я подтягиваю свитер к своему подбородку и скрещиваю руки на груди.

- Моя мама умерла, - произносит он, наконец. - Когда мне было десять лет. Я даже не знаю, как это произошло. Мой дядя не любит говорить про это, но думаю… Я думаю, она была убита Черным Крылом. В один день она здесь, делает для меня карточки-подсказки по делению за завтраком, отвозит меня в школу, целует меня на прощание прямо перед мальчишками из школы и смущает меня… - Его голос дрожит. Он останавливается, отводит взгляд, тихо прочищает горло. - А в следующую минуту меня забирают из класса. Говорят, что произошел несчастный случай. И она исчезает. То есть мне дали увидеть ее тело, вообще-то. Но ее не было внутри него. Это было просто… тело.

Он снова смотрит на меня мерцающими глазами.

- Ее надгробный памятник - это скамья. Белая каменная скамья под соснами.

Внезапно мое сознание затуманивается:

- Что?

- Это кладбище Аспен-Хилл, - говорит он. – Это не настоящее кладбище… ну, вообще-то настоящее, с могилами и цветами, и тому подобным, но оно выглядит как часть леса, такое красивое место среди деревьев, где тихо и откуда ты можешь видеть Титонские горы. Это, вероятно, самое умиротворяющее место из всех, которые я знаю. Иногда я хожу туда, чтобы подумать… - И поговорить со своей мамой. Он ходит туда, чтобы поговорить с мамой.

- Так что когда ты сказала о тех ступенях и холме, и ограде, я знал, - говорит он тихо.

- Ты знал, что мне снилось кладбище, - отвечаю я.

- Мне жаль, - шепчет он.