Ведьмак - Анджей Сапковский

Клин конницы с разгона врезался в квадрат пехотинцев. Словно гигантский кинжал дивизия «Альба» крушила все, что защищало доступ к живому телу темерской пехоты — пики, копья, алебарды, дротики, рубели, щиты. Словно кинжал дивизия «Альба» врезалась в живое тело, и полилась кровь. Кровь, в которой теперь топтались и скользили кони. Но острие кинжала, хоть и врезавшееся глубоко, не коснулось ни сердца, ни какого–либо другого жизненно важного органа. Вместо того чтобы разорвать и разрезать на части темерский квадрат, клин дивизии «Альба» вошел в него и споткнулся. Увяз в эластичной и вязкой как смола толпе пешего люда.

Вначале это выглядело неопасно. Голова и фланги клина состояли из элитных тяжеловооруженных рот. Клинки и мечи ландскнехтов отскакивали от щитов и блях, как молоты от наковален, невозможно было добраться и до защищенных ладрами[98] лошадей. И хотя то один, то другой латник все же падал с коня (либо вместе с конем), мечи, топоры, чеканы и шестоперы кавалеристов укладывали напирающих пехотинцев прямо–таки штабелями, и увязший было в пехоте клин дернулся и начал вбиваться глубже.

— Альбаааа! — Младший лейтенант Девлин аэп Меара услышал крик оберштера Эггебрахта, прорвавшийся сквозь рев, вой и ржание. — Вперед, «Альба»! Да здравствует император!

Конники рванулись, рубя, давя и полосуя. Из–под копыт визжащих и хрипящих лошадей летели плеск, скрип и хруст.

— Альбаааа!

Клин завяз снова. Ландскнехты, хоть и прореженные и окровавленные, не поддались, нажали, стиснули конников тисками так, что затрещало. Под ударами алебард, бердышей и боевых цепов надломились и остановились латники первой линии. Поражаемые двурогами и пиками, стаскиваемые с седел крючьями гизарм и рогатин, безжалостно избиваемые железными кистенями и палицами кавалеристы дивизии «Альба» начали умирать. Врезавшийся в квадрат пехоты клин — еще недавно грозное, безжалостно калечащее железо, увязшее в живом организме, — теперь больше напоминал ледяную сосульку, зажатую в огромном крестьянском кулаке.

— Темерияаааа! За короля, ребяты! Бей Черных!

Но ландскнехтам тоже было нелегко. «Альба» не давала себя разорвать, мечи и топоры вздымались и падали, рубили, кололи, резали, и каждого сваленного с седла конника пехота оплачивала немалой кровью.

Оберштер Эггебрахт, которого ткнули в щель между пластинами лат острым, тонким как шило наконечником пики, закричал, покачнулся в седле. Прежде чем ему успели прийти на помощь, страшный удар боевого топора смел его с коня. Пехота сомкнулась над ним.

Штандарт с черным алерионом с золотым перисониумом[99] на груди покачнулся и упал. Латники, а среди них и младший лейтенант Девлин аэп Меара, кинулись в ту сторону, рубя, топча, вереща.

«Хотел бы я знать, — подумал Девлин аэп Меара, выдергивая меч из разрубленного капалина и черепа темерского ландскнехта, — хотел бы я знать, — подумал он, широким ударом отбивая нацеленный в него зубчатый наконечник гизармы, — хотел бы я знать, зачем все это. Почему все это. И из–за кого все это».

* * *

— Эээ… И тогда собрался совет великих мэтресс… Наших Почтенных Матерей… Э… Память о которых вечно будет жить в наших сердцах… Ибо… Э… Мэтрессы из Первой Ложи… установили… Ээээ… Установили…

— Адептка Абонда. Ты не готова. Оценка — неудовлетворительная. Садись.

— Но я учила, правда учила…

— Садись.

— На кой ляд нам изучать такие древности? — забурчала Абонда, садясь. — Кого это сегодня интересует? Кому это сегодня нужно?.. И какая от этого польза…

— Тише! Адептка Нимуэ!

— Я здесь, госпожа магистр.

— Вижу. Ты можешь ответить на вопрос? Если нет, сядь и не отнимай у меня попусту время.

— Я могу.

— Слушаю.