Ведьмак - Анджей Сапковский

— О чем это она? — крикнул князь. — Геральт! Я привез тебя не для того, чтобы ты с ней беседы беседовал, а…

— Она стоит на своем. Она злится.

— А ну давай сюда сети! — рявкнул Агловаль. — Подержу ее у себя в бассейне, так она…

— А вот такого не хотите, ваша милость! — крикнул капитан, демонстрируя рукой, что он имеет в виду. — Под нами может быть кракен! Вы когда–нибудь видели кракена, господин? Прыгайте в воду, ежели на то ваша воля, ловите ее руками. Я мешать не стану. Я этой коггой живу!

— Ты живешь моей милостью, паршивец! Давай сети, а то велю повесить!

— Поцелуй…те пса под хвост! На когге — моя воля выше вашей! Я тут капитан!

— Тихо вы оба! — зло крикнул Геральт. — Она что–то говорит, у них трудный диалект, мне надо сосредоточиться!

— С меня довольно! — певуче воскликнула Шъееназ. — Я есть хочу. Ну, белоголовый, пусть он решает, и немедленно. Скажи ему одно: я больше не хочу быть посмешищем и не стану разговаривать с ним, с этой четырехрукой морской звездой. Повтори ему, что для забав, которые он предлагает мне на скалах, у меня есть подруги, которые делают все гораздо лучше! Но я считаю это играми для детишек, у которых еще не сменилась чешуя на хвостах. Я нормальная, здоровая сирена…

— Шъееназ…

— Не прерывай! Я еще не кончила! Я здоровая, нормальная и созревшая для нереста, а ему, если он действительно меня хочет, надо обзавестись хвостом, плавником и всем, что есть у нормального тритона. Иначе я знать его не знаю!

Геральт переводил быстро, стараясь избегать вульгарностей. Не очень–то это получалось. Князь покраснел, выругался.

— Бесстыжая девка! — рявкнул он. — Холодная макрель! Пусть найдет себе треску покрупнее с большим… ну что там у них есть…

— Что он сказал? — заинтересовалась Шъееназ, подплывая.

— Что не желает заводить хвоста!

— Так скажи ему… Скажи ему, чтобы он высушился как следует!

— Что она сказала?

— Она сказала, — перевел ведьмак, — чтобы ты утопился!

2

— Эх, жаль, — сказал Лютик, — не мог я с вами поплавать. Что делать, я на море блюю так, что хуже не придумаешь. А знаешь, я ни разу в жизни не болтал с сиреной. Обидно, черт побери.

— Насколько я тебя знаю, — проговорил Геральт, приторачивая вьюки, — балладу ты напишешь и без того.

— Верно. Уже готовы первые строчки. В моей балладе сирена пожертвует собою ради князя, сменит рыбий хвост на шикарные ножки, но заплатит за это потерей голоса. Князь изменит ей, бросит, и тогда она умрет от тоски, обратится в пену морскую, когда первые лучи солнца…

— Кто поверит в такую чушь?

— Неважно, — фыркнул Лютик. — Баллады пишут не для того, чтобы в них верили. Их пишут, чтобы ими волновать. А, чего с тобой говорить! Что ты в этом смыслишь? Скажи лучше, сколько заплатил Агловаль?

— Нисколько. Сказал, что я не справился с задачей. Что он ожидал другого, а он платит за дела, а не за добрые намерения.

Лютик покачал головой, снял шапочку и сочувственно посмотрел на ведьмака.

— Означает ли сие, что у нас по–прежнему нет денег?

— Похоже на то.

Лютик сделал еще более жалостливую мину.

— Все из–за меня. Моя вина, Геральт, ты не в обиде?

Нет, ведьмак не был на Лютика в обиде. Совершенно не был.