Ведьмак - Анджей Сапковский

Зывик пошел быстрее. Миновал четырех прибывших вчера скальдов из Ард Каррайга, сидевших в тени богато разукрашенного шатра маркграфа. Скальды занимались тем, что загодя слагали балладу о победоносной войсковой операции, о гениальности короля, расторопности командиров и мужестве простого солдата. Как обычно, делали это авансом перед операцией, чтобы не терять попусту времени.

— Ох, встречали нас братушки да хле–ебом–солью… — начал на пробу один из скальдов. — Избавителей встречали да хле–ебом–солью… Эй, Графнир, подкинь–ка какую–нибудь рифму к «соли». Новую. Неизбитую.

Другой скальд подкинул рифму. Зывик не расслышал какую. То ли «фасоль», то ли «антресоль».

Расположившиеся среди верб у пруда десять солдат вскочили, увидев своего командира.

— Собирайсь! — рявкнул Зывик, останавливаясь достаточно далеко, чтобы источаемый им перегар не повлиял на морально–боевой уровень подчиненных. — Прежде чем солнце на четыре пальца подымется, все на смотр! Все должно блестеть, как энто самое солнце, оружие, амуниция, конь тожить! Будет маршировка, ежели из–за кого перед сотником стыду наберуся, ноги тому сукин–сыну повыдергиваю! Живо!

— В бой идем! — догадался конник Краска, быстренько запихивая рубашку в брюки. — В бой идем, господин десятник?

— А ты че думал? На пляски по случаю начала жатвы? Или как? Рубеж переходим. Завтра на заре двинется вся Бурая Хоругвь. Сотник не сказал, в каком строю, но токмо наша десятка передом пойдет, как завсегда. Ну живее, подымайте жопы–то! Кру–у–гом! Скажу сразу, потому как опосля времени верняком недостанет. Никакая это не будет обнаковенная бойня, парни. Какую–то дурь надумали благородные, мать их так. Какое–то вызволение, или как там ее. Не идем ворога колотить, а на эти, ну на наши изувечные, не — извечные земли, с этой, ну как ее, братской помочью. А теперя смирно! Чего скажу–то: людишек из Аэдирна не трогать, не грабить…

— Это как же так? — раскрыл рот Краска. — Как же так–то — не грабить? А чем коней кормить, господин десятник?

— Фураж для коней грабить, боле ничего. Но людишек не сечь, халуп не палить, посевов не травить… Закрой пасть, Краска! Это тебе не вече, это войско, мать вашу так! Приказы слушать, иначе на шибеницу! Сказал: не убивать, не палить, баб… — Зывик осекся, задумался и докончил после минутного раздумья: — Баб трахать без шуму и штоб никто не видел.

* * *

— На мосту через реку Дыфню, — докончил Лютик, — они обменялись рукопожатиями. Маркграф Мансфельд из Ард Каррайга и Мэнно Коегоорн, главнокомандующий нильфгаардскими войсками из Доль Ангры. Пожали друг другу руки над кровоточащим, догорающим королевством Аэдирн, закрепляя тем самым бандитский раздел добычи. Самый отвратный из жестов, какие только знала история.

Геральт молчал.

— Раз уж мы остановились на отвратности, — немного погодя сказал он неожиданно спокойно, — то что с чародеями, Лютик? Я имею в виду тех, что из Капитула и Совета?

— С Демавендом не остался ни один, — начал поэт. — А Фольтест всех, кто ему служил, вытурил из Темерии. Филиппа — в Третогоре, помогает королеве Гедвиге наводить порядок в том бардаке, который все еще царит в Редании. С ней Трисс и еще трое, имен не помню. Несколько в Каэдвене. Многие сбежали в Ковир и Хенгфорс. Предпочли нейтралитет, потому что Эстерад Тиссен и Недамир, как ты знаешь, нейтралитет сохраняли и сохраняют.

— Знаю. А как Вильгефорц? И те, кто при нем?

— Вильгефорц исчез. Предполагалось, что он вынырнет в захваченном Аэдирне в качестве наместника Эмгыра… Но от него ни слуху ни духу. От него и всех его подельников. Кроме…

— Говори, Лютик.

— Кроме одной чародейки, которая стала королевой.

* * *