Ведьмак - Анджей Сапковский

— Интересно, что пожар и погибель Кодрингера случились в первое июльское новолуние, точно как мятеж на Танедде. Ну, прямо так, будто б кто догадался, что как раз Кодрингер знает чего–то о бунте и его станут выпытывать о подробностях. Будто кто–то хотел ему заране рот зашнуровать навеки, язык удержать. Что на это скажешь? Э, вижу, ничего! Ишь, неразговорчивый какой! Тода я тебе скажу: опасное твое дело, все это твои вынюхивания да расспрашивания. Может, кто–нить еще и другие рты и уши, кроме кодрингеровых, захочет прикрыть. Так я думаю.

— Прости, — сказал он, немного помолчав. — Ты права. Я подверг тебя риску. Это было слишком опасное задание для…

— Для девки, верно? — Она дернула головой, резким движением отбросила с плеча все еще влажные волосы. — Это, что ль, ты хотел сказать? Тоже мне, фрайер сыскался! Заруби себе на носу, что хоть я и сидя отливаю, все равно мой кафтан не зайцем, а волком оторочен! Не шей мне труса, ты меня не знаешь!

— Знаю, — сказал он тихо и спокойно, не прореагировав на ее злость и повышенный тон. — Ты — Мильва. Водишь сквозь облавы в Брокилон белок. Мне известно твое мужество. Но я легкомысленно и себялюбиво подверг тебя риску…

— Дурень! — грубо оборвала она. — О себе беспокойся, не обо мне. О девчонке беспокойся!

Она насмешливо улыбнулась, потому что на этот раз лицо у него изменилось. Она намеренно помолчала, ожидая дальнейших вопросов.

— Что тебе известно? — наконец спросил он. — И от кого?

— У тебя — Кодрингер, — фыркнула она, заносчиво подняв голову. — У меня свои знакомцы. Такие, у которых быстрые глаза и чуткие уши.

— Говори, Мильва. Пожалуйста.

— После заварушки на Танедде, — начала она, переждав секунду, — закипело повсюду. Ловля предателей началась. Особливо тех чародеев, которые за Нильфгаардом пошли, как и других продажных… Некоторых поймали. Другие канули, будто камень в воду. Не надо большого ума, чтобы угадать, куда они подались, под чьими перьями спрятались. Но охотились не токо на чародеев и предателей. В мятеже на Танедде взбунтовавшимся чародеям помогала команда белок, ими известный Фаоильтиарна верховодил. Ищут его. Отдан приказ каждого схваченного эльфа пытать, о команде Фаоильтиарны выспрашивать.

— Кто он, Фаоильтиарна этот?

— Эльф, скоя’таэль. Мало кто людям в печенку залез, как он. Большая цена за его голову назначена. Но ищут не только его. Ищут еще какого–то нильфгаардского рыцаря, что на Танедде был. И еще…

— Ну, говори.

— Ан’гивары о ведьмаке по имени Геральт из Ривии выспрашивают. И о девушке по имени Цирилла. Этих двух велено живьем брать. Под страхом смерти у их обоих волос с головы упасть не должен, пуговицу с платья сорвать не имеют права. Хо! Здорово же ты, видать, мил их сердцу, коли так о твоем здоровье пекутся…

Она осеклась, увидев выражение его лица, с которого мгновенно сползло нечеловеческое спокойствие. Поняла, что хоть и старалась, но не сумела нагнать на него страха. Во всяком случае, не за его собственную шкуру. Неожиданно ей стало стыдно.

— Ну, с этим преследованием–то они впустую шебуршатся, — сказала она уже мягче, но все еще с чуть насмешливой ухмылкой на губах. — Ты в Брокилоне в безопасности. Да и деваху они тоже живой не получат. Когда они развалины на Танедде да на магической башне, которая обвалилась, перелопачивали… Эй, что с тобой?

Ведьмак покачнулся, оперся о кедр, тяжело опустился рядом с деревом. Мильва отскочила, напуганная бледностью, которая вдруг покрыла его лицо.

— Аглайиса! Сирисса! Фаувэ! Ко мне, живо! У, хрен чертов, помирать он, что ль, собрался? Эй ты, ведьм!

— Не зови их… Со мной все в порядке… Говори… Я хочу знать.

Мильва вдруг поняла.

— Ничего они в развалинах не нашли! — крикнула она, чувствуя, как тоже бледнеет. — Ничего! Хоть каждый камень осмотрели и волшебствовали — ничего не нашли…