Ведьмак - Анджей Сапковский

Лютик вздохнул разочарованно и подсел к столу, где компания болтала с повстречавшимся на рассвете в лесу бортником. Бортник был невысок ростом, крепкий, черный и дьявольски заросший, поэтому неудивительно, что, неожиданно появившись из зарослей, он нагнал на всех страха — его приняли за ликантропа. Самое смешное, что первым, кто воскликнул «оборотень, оборотень!», был вампир Регис. Возникло некоторое замешательство, но все быстро разъяснилось, а бортник, хоть на вид грубоватый, оказался вопреки сложившемуся о бортниках мнению хозяином гостеприимным и любезным. Компания без церемоний приняла приглашение в его «имение». Имение, которое на бортничьем жаргоне называлось «станом», располагалось на очищенной от пней поляне, бортник жил там с матерью, женой и дочерью. Последние две были женщинами выдающейся, но немного странноватой красоты, явно говорившей о том, что среди их предков затесались дриада или гамадриада.

Во время завязавшейся беседы бортник вначале казался человеком, с которым говорить можно исключительно только о пчелах, бортях, окуривании, лезивах, дуплах, воске, меде и медосборе, но это была лишь видимость.

— В политике? А что в той политике–то? Что всегда. Дань требовают все более. Три крынки меду и полколоды воска. Едва дышу, чтобы поспеть. От зари до захода на лезиве сижу, борти подметаю… Кому дань–то плачу? А кто требовает. Откедова мне знать, при ком ноне власть? Остатние времена, того–этого, в нильфовой речи орут. Навроде–ка таперича мы имперантная провенция аль как–то так. За мед, ежели чего продаю, плотют императными деньгами, на которых ихний король набит. По обличью–то навроде бы, того–этого, пригожий, хучь суровый. Сразу видать…

Обе собаки — черная и рыжая — уселись напротив вампира, задрали головы и принялись подвывать. Бортникова гамадриада отвернулась от печи и прошлась по псам метлой.

— Неладный знак, — бросил бортник, — когда псы посередь дня воют. Того–этого… О чем–то я думал сказать?

— О друидах из Каэд Дху.

— А, ну да, того–этого… Так ты не шутковал, милсдарь? Вы и впрямь хочите к друидам идтить? Жизень вам обрыдла или как? Там же смерть! Омельники кажного, кто на их поляны войтить решится, хватают, в ивовые клети втискивают и, того–этого, на медленном огню жарют.

Геральт взглянул на Региса. Регис подмигнул ему. Оба прекрасно знали ходившие о друидах слухи, все до одного надуманные. Зато Мильва и Лютик слушали с повышенным интересом. И с явным беспокойством.

— Одне говорят, — продолжал бортник, — что омельники мстят, потому как нильфы им первыми досадили: ступили в святые дубравы перед Доль Ангрой и принялись корчевать друидов безо всяких на то причин. Другие же поговаривают, быдто почали–то, того–этого, друиды, сцапав и вусмерть умучивши императских–то, и за это им Нильфгаард отплачивает. А как оно по–правдошнему стоит, не ведомо. Но только дело это верное, друиды хватают, в Ивовую Бабу суют и жгут. Идтить к ним — верная погибель… Того–этого…

— Мы не боимся, — спокойно сказал Геральт.

— А и верно. — Бортник измерил взглядом ведьмака, Мильву и Кагыра, который в этот момент как раз входил в халупу, приведя в порядок лошадей. — Видать, вы не из пужливых, храбрые и при железе. Ха, с такими, того–этого, как вы, не страх ходить… Токмо нету уж омельников в Черном Лесе–то, пустой ваш труд и ваша дорога. Прижал их Нильфгаард, вытурил из Каэд Дху. Нету их тама–то.

— Что значит — нет?

— А то и значит. Утекли омельники, того–этого, прочь.

— Куда?

Бортник посмотрел на свою гамадриаду, помолчал.

— Куда? — повторил ведьмак.

Полосатый кот бортника уселся перед вампиром и дико завопил. Гамадриада огрела его метлой.

— Неладный знак, когда котяра посередь дня мяучит, — прогудел бортник, странно смутившись. — А друиды… Того–этого… Сбегли, значит, на Стоки. Да. Правду говорю. Ага. На Стоки.