Ведьмак - Анджей Сапковский

Когда три дня назад ему в камеру подкинули Веду, то очень скоро оказалось, что Петюх, если в принципе и допускает эмансипацию и равноправие женщин, то имеет на сей счет свое собственное мнение. Посреди ночи он накинул Веде одеяло на верхнюю половину тела и намеревался воспользоваться нижней, что, возможно, ему бы и удалось, если б не то, что Петюх взвыл оборотнем и заплясал по камере, словно укушенный тарантулом. Веда же из чистой мстительности телепатически принудила его опуститься на четвереньки и ритмично колотиться головой в обитые железом двери камеры. Когда потревоженные страшным грохотом стражники отворили дверь, Петюх ткнулся макушкой в одного из них, за что немедля получил пять ударов окованной железом палкой и столько же пинков. В итоге в ту ночь Петюх не испытал того блаженства, на которое рассчитывал. И обиделся на Веду. О реванше он даже не помышлял, так как наутро в камеру попали сестры Скарра, таким образом прекрасный пол оказался в большинстве, и к тому же вскоре выяснилось, что точка зрения сестер Скарра на равноправие почти совпадает с Петюховой, только с точностью до наоборот, если говорить о предначертанных полам ролях. Младшая Скарра хищно поглядывала на мужчину и изрекала недвусмысленные замечания, а старшая хохотала, потирая руки. Эффект был таков, что Петюх спал с табуреткой в руках, которой в случае чего намеревался защищать свою честь и достоинство. Однако шансы и перспективы у него были ничтожны — обе Скарры служили в линейных частях и были ветераншами многих сражений, так что табуретки б не испугались, когда хотели насиловать — насиловали, даже если мужчина был вооружен бердышом. Однако Веда была уверена, что сестры просто шутят. Ну, почти уверена. Скажем так.

Сестры Скарра сидели за избиение офицера, по делу же провиант–мастера Петюха велось следствие, связанное с большой, громкой и захватывающей все более широкие круги аферой — кражей армейских луков.

— Да, держи жопу шире, Веда, — повторила старшая Скарра. — В хорошее дерьмо ты вляпалась, думаю. А вернее — тебя вляпали. И как же ты, ядрена вошь, сразу–то не сообразила, что это политическая игра!

— Ха–а! — только и ответила Веда.

Скарра взглянула на нее, не очень понимая, как следует разуметь односложное замечание. Веда отвела глаза.

«Не стану же я рассказывать вам то, о чем промолчала перед судьями, — подумала она. — То есть, что знала, в какое дерьмо вляпалась. И то, когда и каким образом об этом узнала».

— Хорошенького ты себе пивка наварила, — мудро отметила младшая Скарра, менее сообразительная, которая — Веда была в этом убеждена — вообще не понимала, о чем идет речь.

— Ну а как все–таки было с цинтрийской княжной–то? — не отступала старшая Скарра. — Ведь ее вы в конце концов сцапали, а?

— Сцапали. Если так можно выразиться. У нас сегодня которое?

— Двадцать второе сентября. Завтра Эквинокций.

— Ну да! Вот удивительное совпадение. Стало быть, завтра тем событиям будет точно год… Уже год!..

Веда растянулась на нарах, подложив сплетенные пальцы рук под голову. Сестры молчали, надеясь, что это было вступление к рассказу.

«Ничего не получится, сестренки, — подумала Веда, глядя на выцарапанные на досках верхних нар грязные картинки и еще более грязные надписи. — Не будет никаких рассказов. Даже не в том дело, что от вонючего Петюха несет обосравшейся подсадной уткой или каким другим коронным свидетелем. Я попросту не хочу об этом вспоминать. О том, что было год назад, после того как Бонарт ушел от нас в Клармоне.