Когда полиция ещё была милицией - Вадим Булаев (2020)

— Хрен его знает. У меня вариантов нет. Завтра этот говнюк, то есть следователь, его как пить дать, выпустит. Ну а потом Дущик забежит за синие горы, а нас порвут на мелкие кусочки. Тут еще маманя его целый день крутилась… Думаю, пробивала кому денег заслать за сыночка свово. Финансы то у него есть.

— Откуда?

— Не будь вчерашним. Серега не дурак и понимал, что примут его рано или поздно. Вынул же он из квартир, по самым скромным подсчетам, не менее пятидесяти штук зелени. Ты бы на его месте ничего не припрятал для такого вот случая?

Леха еще более грустно поглядел в окно, затушил окурок и ничего не ответил.

Утром старшего оперуполномоченного Мнушкина на работе не было. На все вопросы по поводу его отсутствия коллеги молча разводили руками. Кто его знает, где он шляется, загадочный наш. Мобилка вон, тоже отключена. Появится, вот и спросите у него сами, граждане руководители.

Он появился ближе к обеду. Не здороваясь ни с кем по пути, пулей влетел в кабинет и заорал:

— Поплыл, сучок! Давай за этим, не зависимым, живо!!!

Ничего не понявший Андрюха, тем не менее, сразу притащил в кабинет упирающегося следователя. Тот прижимал к себе тощенькое уголовное дельце и бубнил:

— Ну где вы ходите, Дущенко на санкцию из изолятора вывозить надо… А у меня еще не все бумаги готовы…

— Все. — от возбуждения, распиравшего его, Леха забегал по крохотному кабинетику и, глотая от волнения слова, затараторил — так что готовь бумаги на арест. Сто процентов.

— И кто же его по одному эпизоду прикроет? — подбоченился, глядя свысока на не получивших высшее юридическое образование оперов, сотрудник следственных органов.

— Кому положено, тот и закроет. Вот тебе явки с повинной, зарегистрированные, с объяснениями. До вечера оформим, а часам к пяти повезем в прокуратуру, — и, радостно потирая руки, молвил, — да не боись, тут липы нет. И в отказ он более не пойдет, поверь.

Не довольный следователь молча выписал распоряжение на вывоз задержанного и ушел к себе, тихо проклиная розыскников, подбросивших ему срочной работы.

На последнем перед санкцией допросе Серега вел себя не привычно тихо и сдержанно. Все подтверждал, все подписывал, нервы не трепал. Уведомление об аресте воспринял спокойно, без эмоций. Чувствовалось, что в нем сломался напрочь некий стержень, доселе так мешающий ментам.

Уже поздним вечером, когда вора вывезли, Андрюха на радостях вытащил из-под сейфа бутылку водки вполне приличного качества и предложил отметить завершение общих мучений. На старом, исцарапанном столе были разложены пустые бланки от протоколов, поверх которых легли банка шпротных консервов, несколько кусков зачерствевшего, оставшегося от обеда, батона да пара не слишком чистых стаканов.

Выпили с облегчением. Огненная жидкость приятно разлилась по телу, облегчая уставшие за день головы от всяких не нужных мыслей. Мамлей, за весь день так и не поговоривший с напарником, лениво спросил:

— Слышь, кореш, а на чем ты его взял?

Мнушкин, смачно отправив в рот кусочек рыбы, закурил и хитро, по ленински, прищурился, выдерживая паузу. После третьей затяжки все заговорил:

— Понимаешь, я вчера весь вечер думал, как Дущика уделать. Ведь ничего не боится, черт! А когда шел домой, как озарило. Сразу рванул в ту хату, где мы его принимали, нашел обиженного дядьку, поговорил с ним. Не плохой, кстати, парень, из бандюков. Рассказал о большой мужской обиде, о наших проблемах, посочувствовал… Долго трепались. Раненько утром встретились с Валерой — это его так зовут, приехали в изолятор. Там я свел их в одной из пустых камер.

— Как провел? Туда же только по ксиве и то не всем.