Холодное время - Фред Варгас (2017)

– Блины потрясающие, – прошептала Ретанкур. – Альмар, поблагодарите Эггрун за ужин. От всей души.

– Данглара предупредим? – спросил Вейренк Адамберга.

Странная искра вспыхнула на мгновение в отсутствующем взгляде комиссара.

– Нет, – сказал он.

Пока Адамберг и Ретанкур надевали куртки, Вейренк взял грубо сколоченные деревянные костыли, выданные ему Гуннлаугуром.

– У меня этого добра хватает, сказал он. В гостинице их скопилось пар двенадцать, туристы тут только и делают, что расшибаются, – перевел Альмар.

– Берг, – окликнул комиссара Гуннлаугур, с пешкой в руке, подняв голову от шахматной доски. – Не отходите далеко от дома. Метра на три, не больше. Под вторым окном стоит красная скамейка. Постарайтесь углядеть ее и сядьте.

Они нашли скамейку, что оказалось довольно просто, поскольку Гуннлаугур, открыв окно, показал им дорогу в непроглядном тумане. Адамберг видел такое впервые. Натуральная вата.

– Надо снова приложить лед к ноге, – сказал Альмар, последовавший за ними со стаканом в руке.

– Не проблема, док, – сказал Вейренк. – Снега вокруг достаточно.

– Красиво здесь, – сказал Адамберг, дав всем по очереди прикурить. – Наверняка красиво, хотя я и в метре от себя ничего не вижу.

– Смерть как красиво, – заметил Альмар.

– Мне кажется, я тут останусь, – сказал Адамберг.

– Ну, учитывая, как с нами теперь нянчатся Гуннлаугур и Эггрун, я останусь с тобой, – отозвался Вейренк. – Мне только надо будет выбрать себе исландское имя. А, Альмар?

– Людвиг, чего проще.

– Прекрасно. А Ретанкур?

– Как ее зовут?

– Виолетта, как фиалка.

– Тогда Виоулетта.

– В сущности, исландский язык довольно прост.

– Смерть как прост.

– Я не говорила, что останусь, – заметила Ретанкур. – Тут часто играют в шахматы?

– Это национальный и физически затратный вид спорта, – сказал Альмар.

– Мы не успели скопировать для Данглара текст на стеле, – помолчав, сказал Вейренк. – Там, наверное, написано что-то вроде: “О пришелец, чья нога ступила на землю эту, берегись…”

– “…Лицемеров гнусных и их пороков мерзких”, – закончил Адамберг. – В сущности, так можно разглагольствовать всю жизнь, ничего толком не сказав. Ни о теплом острове, ни о костях. У нас уже это неплохо получается. Поболтаем о том о сем, потом еще раз о том же самом, потом пойдем допьем вино и ляжем спать.

– Во сколько мы завтра вылетаем? – спросил Вейренк.

– В полдень надо быть на взлетной полосе, – сказал Адамберг. – Они распугают там птиц, и к часу мы будем в аэропорту на той стороне.

– В Акюрейри, – сказал Альмар.

– Оттуда в 14.10 вылет в Рейкьявик, прибытие в Париж в 22.15 по местному времени.

Париж… Наступило мрачное молчание.

– Вот так поболтаем и пойдем спать, – повторил Адамберг.

Глава 40

– Ты с Ретанкур поделикатнее, – сказал Вейренк после завтрака. – Мне кажется, ей трудно примириться с этими съеденными трупами.

– А кому легко, Вейренк? Можно ли примириться с тем, что Виктор сожрал собственную мать? А филантроп слопал свою жену?

– А вдруг они не знали? Или до конца верили, что это тюлень? В любом случае Виолетта не может вынести этого, правда не может.

– Она впечатлительная, – сказал Адамберг без всякой иронии.

Ретанкур вернулась с полным кофейником.

– Вот что я в итоге обо всем этом думаю, – сказала она, разливая кофе. – Они на самом деле умерли от холода. А остальные съели их, чтобы выжить. Как пассажиры самолета, разбившегося в Андах.

Ретанкур преуменьшала трагедию, чтобы ее возмущенное сознание хоть как-то могло ее осмыслить.

– В таком случае, – сказал Адамберг, – почему Виктор выдумал смерть от удара ножом?