Холодное время - Фред Варгас (2017)

Тихо – не для того, чтобы пощадить Данглара. За редким исключением комиссар вообще не повышал голоса, говорил размеренно и не торопясь, рискуя усыпить окружающих минорностью своих интонаций, чем-то притягательных для некоторых собеседников и оказывавших почти гипнотическое действие на других. Результаты допроса оказывались разными в зависимости от того, кто его проводил – комиссар или один из его подчиненных. У Адамберга все либо впадали в дрему, либо, наоборот, разражались внезапно целым потоком признаний, словно он вытаскивал их, как магнитом строптивые гвозди. Комиссар не придавал этому особого значения, признавая, впрочем, что и сам мог нечаянно заснуть.

– Почему это пустая трата времени?

– Потому, Данглар. Лучше для начала выяснить, был ли этот вогнутый штрих проведен до или после наклонной черты. То же касается и двух вертикальных линий – их начертили до? Или после?

– Какая разница? – спросил Бурлен.

– И еще вопрос, – продолжал Адамберг, – была ли наклонная черта проведена слева направо или справа налево.

– Разумеется, – согласился Данглар.

– Наклонная черта напоминает зачеркивание, – сказал Адамберг. – Но только при условии, что она уверенно проведена слева направо. Если улыбочку нарисовали до того, значит, ее потом перечеркнули.

– Какую улыбочку?

– Я хочу сказать – выгнутую закорючку. В форме улыбки.

– Вогнутую, – поправил Данглар.

– Ради бога. Если рассматривать этот штрих отдельно, он похож на улыбку.

– Улыбку, которую решили уничтожить, – предположил Бурлен.

– Вроде того. Что касается вертикальных линий, то они, возможно, просто обрамляют ее, тогда получается что-то типа упрощенного изображения лица.

– Очень уж упрощенного, – сказал Бурлен. – И все это притянуто за уши.

– Еще как притянуто, – согласился Адамберг. – Но проверить не мешает. В каком порядке пишут эту букву кириллицей, Данглар?

– Сначала первую вертикальную линию, потом наклонную, потом вторую вертикальную. И в последнюю очередь, как и у нас, добавляются надстрочные знаки.

– Следовательно, если чашечку написали сначала, то о небрежно написанной кириллической букве можно забыть, – сказал Бурлен, – и не терять время на поиски русской фамилии в ее ежедневниках.

– Или македонской. Или сербской, – добавил Данглар.

Огорченный неудачей, Данглар плелся, шаркая ногами, следом за своими коллегами, а Бурлен тем временем раздавал указания по телефону. Вообще-то Данглар шаркал всегда, отчего подошвы его ботинок изнашивались со страшной скоростью. Поскольку майор, не имея веских оснований делать ставку на красоту, стал приверженцем истинно английской элегантности, обновление лондонской обуви создавало ему массу проблем. И каждого, кто собирался пересечь Ла-Манш, он просил привести ему очередную пару.

На бригадира произвели сильное впечатление те крупицы знаний, которыми успел поделиться Данглар, и теперь он покорно шел рядом с ним. “Пообтерся слегка”, – сказал бы Бурлен.

Они расстались на площади Конвансьон.

– Позвоню, как только получу результаты, – обещал Бурлен, – это не займет много времени. Спасибо за помощь, но боюсь, вечером мне придется закрыть дело.

– Поскольку мы все равно ничего не поняли, – сказал Адамберг, беспечно махнув рукой, – можно дать волю фантазии. Мне, например, это напоминает гильотину.

Бурлен проводил взглядом уходивших коллег.

– Не беспокойся, – сказал он бригадиру. – Адамберг – это Адамберг.

Как будто этой фразы было достаточно, чтобы прояснить ситуацию.

– И все-таки, откуда он столько всего знает, ваш Данглар? Что у него в башке?

– Белое вино.

Не прошло и двух часов, как Бурлен позвонил Адамбергу: в первую очередь были начерчены вертикальные линии – сначала левая, потом правая.

– Как мы пишем H, – продолжал он. – Но затем она нарисовала вогнутую закорючку.

– То есть это не H.