Я сделаю это для нас - Федор Анич (2018)

Что могли означать эти слова? Она расторгла помолвку сама, по своей воле. То есть она поставила точку, и именно от этой точки отсчитывала время свободы. Время, когда ее сердце заживало после того, как она сама вырвала из него все живое. Ведь в него, в пустое, по ее словам, было посажено новое зерно любви… Но миг, когда Вивьен вырвала из себя того человека и ту неподохшую любовь, он — ложный. И сердце перед посадкой нового зерна было еще с подгнивающими останками прошлого… Ничего она не вырвала, она даже стала отрицать, что сделала это сама. Что вложила в руку N решение, которое, быть может, было самым верным в ее жизни. Она не была готова взять на себя даже такую, правильную, ответственность! Она лгала себе, лгала Питеру, и я мог это знать.

Я не отрицаю, что все могло измениться, но они никогда об этом не говорили. И мы тоже об этом не говорили. Я не считал себя вправе задавать такие вопросы. Ведь я бы подставил брата, вытащив на поверхность то, что он не только прочитал ее дневник, но даже поделился его содержанием со мной. Может быть, Вивьен могла бы все объяснить, но у нее не было шанса. Питер никогда об этом не спрашивал. Может быть, эти слова: «Я все еще надеюсь» стали неактуальны уже на следующий день. Может быть, они были мимолетны. Может быть, в них не было совершенно никакой силы, но слова были, и они как черная тень висели над браком Вивьен и Питера до самого дня, когда на Черной речке всю их семью расстрелял человек, который через девятнадцать лет убил меня.

* * *

Вот оно значит как. Вот кого боялась мама. Насильника. Человека, которого любила и не смогла отпустить. Человека, который впоследствии предал ее.

Эта часть рукописи принесла больше вопросов, чем ответов. Почему родители не написали заявление в полицию? Почему не привлекли преступника к ответственности? Почему не отдали его под суд? Изнасилование — это тяжкое преступление, за него полагается серьезное наказание. Да, пусть этот человек испарился без следа, но он сделал это по своей воле. Он может жить так, как хочет. А нужно, чтобы его искали, чтобы его нашли. Чтобы не давали дышать — ровно так, как жила моя мама. И отец, который, судя по всему, так и не смог этого забыть.

Задавать вопросы было очень нетактично, но я должен все выяснить.

— Натали, вы знаете, почему мои родители не написали заявление в полицию?

— Я не знаю причины на сто процентов, но могу предполагать, — ответила Натали сдержанно.

— И каково ваше предположение?

Я боялся услышать от нее эти слова. Я знал, что могла предполагать Натали, и не хотел слышать этого.

— Во-первых, все же мы имеем дело с очень тонкой материей. Любовь. Кто знает, что творилось в душе у твоей мамы? Возможно, она простила его и попросила твоего отца не губить ему жизнь. Все-таки Саша был прав — «я все еще надеюсь» может сделать очень многое. Любимым людям прощают почти все, даже преступления. Ну а вторая причина, которую также предполагаю я, — необдуманный шаг. Я знаю, что твои родители были в женской консультации, но врачи не смогли со стопроцентной уверенностью сказать, на каком сроке беременность Иры. Вопрос отцовства остановил ее и Сашу. Если бы ей сделали аборт на таком раннем сроке, не будучи уверенными в отцовстве насильника, она бы получила серьезный риск не иметь более детей. И гинеколог, человек не очень тактичный и, видимо, абсолютно безграмотный, рекомендовал твоим родителям просто подождать. Так или иначе, родился ты и сразу же подвергся генетической экспертизе. Ты — ребенок своих родителей. Безграмотный гинеколог оказался прав. В общем, до момента твоего рождения твои родители не хотели, чтобы у тебя был биологический отец — насильник, поэтому никаких заявлений не поступало. А когда родился ты и все оказалось хорошо, про этого ублюдка просто забыли, и все. Оставили это дерьмо в покое. И он, кстати, больше не появлялся.

— Но мама боялась, что он объявится.