Тайна в его глазах - Эдуардо Сачери (2012)

— Не беспокойтесь, дон Дельфор. Хоть я здесь сижу, ничего не знаю, но если вдруг что услышу, обязательно вам скажу, благослови вас Господь.

Дельфор Колотто направился к своему дому, его дорогу освещали только что зажженные уличные фонари. Как странно. Пару лет назад он перевернул вверх дном небо и землю, чтобы, как президент общины Фоменто, добиться публичного освещения улиц. А сейчас это, как и все остальное, ни черта для него не значило.

Он зашел в дом и посмотрел на часы. Было уже поздно, чтобы идти на переговорный пункт. Пойдет позвонить завтра с утра. С кухни доносился шум от кастрюль. Его жена готовила ужин. По пути в спальню он снял рубашку, аккуратно повесил ее на спинку стула. Опять вышел из дома и сел в галерее. Там было свежее.

14

С Баесом я встретился дней через десять после того вечера с фотографиями. Зашел увидеться с ним в Отдел Убийств, предварительно договорившись по телефону. Он открыл дверь кабинета, пригласил войти, предложил кофе и отправил за ним секретаря. Как обычно, когда я решал поговорить с ним, то испытывал уважение и несколько неловкое восхищенное.

Это крупный, похожий на шкаф, человек, суровый, даже жестокий. Он был старше меня… на сколько? Лет на пятнадцать — двадцать. Сложно сказать точно, потому что он носил огромные усы, которые и из подростка сделали бы старика. Что вызывало мое восхищение, так это, видимо, его совершенно простая и прямая манера прибегать к своему авторитету. Я много раз видел его за работой среди остальных полицейских, и всякий раз он отдавал приказания со спокойствием понтифика. Я, имея уже несколько лет опыта первого офицера Следственного Суда, чувствовал, что никогда в жизни не смогу добиться того, чтобы отдавать приказы с полным миром в душе. Я одинаково боялся того, что люди могут обидеться из-за моих приказов, и того, что не подчинятся мне, или того, что будут говорить обо мне за моей спиной, — все это вызывало во мне тревогу. Баеса, совершенно точно, не волновали подобные измышления.

Однако сегодня я чувствовал перед человеком, которым восхищался, небольшое преимущество. Я прискакал верхом на своей эйфории, я провел расследование и сделал выводы. То, что начиналось как невинное разглядывание фотографий покойной, переросло в версию, единственную, на которую приходилось рассчитывать.

В то время я не был способен управлять своей жизнью, сдерживая чувства. Я считал себя или же простым чернорабочим, похожем в своем кабинете на овощ на грядке, так как возможности у меня были заурядны, а стремления ограниченны, или же непонятым гением в скучающей армии работников, подчиненных ненормальному для их природы духу. В основном я проводил свое время в первом из этих состояний. Иногда перебирался во второе, от которого рано или поздно отказывался, когда очередное жестокое разочарование вырывало меня из этого оазиса. Я этого не замечал, но оставалось двадцать минут до того, как все мои чувства в очередной раз будут порваны в клочья.