Тайна в его глазах - Эдуардо Сачери (2012)

Я посмотрел на него, перед тем как ответить. Этот парень продолжал удивлять меня. Хотя такая характеристика, как «парень», видимо, уже не соответствовала ему. Почему я продолжал ею пользоваться? Конечно же так удобно. Он мне всегда казался таким. С первого раза, когда у меня была возможность увидеть его, в отделении Банка Провинции. Да, это было тогда, без сомнений. Ему было двадцать четыре. Но сейчас, пять лет спустя, уже было невозможно продолжать его так называть. И не потому, что его светлые волосы значительно поредели, и не потому, что по людям, которых мы видим изредка, гораздо заметнее течение времени (это уж точно). Моралес уже не был молодым, хотя по документам ему еще не стукнуло и тридцати. Страдания прочертили глубокие складки, которые не могли прикрыть его прямые светлые усики, вокруг его рта и на лбу. Он всегда был худым, но сейчас стал и вовсе походить на скелет. Наверное, уже ничто не могло доставить ему удовольствия, в том числе и еда. Острые скулы, впавшие щеки, серые, глубоко запавшие глаза. Видя Моралеса перед собой этим июньским вечером 1973-го, я осознал, что быстротечность или продолжительность человеческой жизни больше всего зависит от количества боли, которую этот человек вынужден вынести за свою жизнь. Время течет медленнее для страдающих, а боль оставляет на коже нестираемые отметины.

Я только что говорил о том, что этот человек продолжает меня удивлять. Несколько предыдущих дней я все ходил кругами, думая: назначить ему встречу или пойти прямо в банк? Но воспоминания о нашей последней встрече были еще слишком свежи, и я не мог сообщить ему эту страшную новость в том же месте, где ранее подарил надежду на возмездие. Мне казалось что так я его окончательно уничтожу. Я позвонил и договорился с ним о встрече в кафе на Тукуман, в 14:00. Во время телефонного разговора мне показалось, что он насторожился. Для начала его удивил сам телефонный звонок: мы уже почти год как не общались. Зачем секретарю из Следственного Отдела звонить ему на работу и просить к телефону? Поздравить с днем рождения? И кроме того, назначить встречу там, где обычно. Моралес прекрасно знал, что окончательное решение по делу Гомеса будет через два или три года, когда его передадут в Суд, который и вынесет приговор. А чтобы сообщить ему какую-нибудь ерунду типа «завершился сбор данных по делу» или что-то подобное, не обязательно было назначать личную встречу. Что бы сделал любой нормальный человек при таком странном звонке? Задавал бы вопросы, выяснял бы какие-нибудь сведения, данные, детали, что-нибудь вроде «Это очень серьезно?» или «Ох, скажите сразу, что там, чтобы мне успокоиться». Но это не про Моралеса. Он меня выслушал, секунду раздумывал о том, может ли уйти из банка пораньше завтра или, еще лучше, в четверг, и затем, после быстрого разговора с напарником, подтвердил: «Завтра — нормально». И все. Все, до того холодного вечера в среду, когда я увидел его, уже ждущего меня за одним из столиков в глубине зала.

— Я позвонил вам, потому что должен сообщить кое-что серьезное, Моралес. — Я сразу решил перейти к сути дела. Почему я был настолько дураком, что чувствовал себя виноватым в происходящем? Я-то был при чем, если обстоятельства сложились именно так?

— Если это для того, чтобы сообщить мне, что Гомеса отпустили, то не беспокойтесь. Я к этому готов.

— Как это готов? — Моя реакция была смешна. Я уж было подумал, что Моралес в курсе, но предпочел до сегодняшнего дня мне об этом не говорить. Впрочем, этот вариант я быстро отмел.

— Да. Я уже знаю.

Сейчас мне пришлось замолчать. Как он узнал?

— Ну не стоит, Чапарро, — добавил он просто. — В газете опубликовали список амнистированных через несколько дней после того, как их отпустили.

— И почему же вам пришло в голову, что Гомес может оказаться в этом списке?

Теперь была очередь Моралеса помолчать перед тем, как ответить, словно мой вопрос его удивил. В конце концов он заговорил, и в его голосе слышалась ирония: